И вот, на фоне очевидной необходимости поиска и построения национальной модели хозяйствования в 90-е годы у нас навязывают наиболее дикую олигархически-криминальную форму капитализма, основанную на индивидуалистической протестанской традиции.
Американо-западноевропейский капитализм всегда был чужд национальному духу русского народа. Убедительным свидетельством этого является существенное сокращение в конце XIX века в России после снятия ограничений на спекулятивно-ростовщические формы предпринимательства, русских и представителей других христианских народов в составе купцов 1 и 2 гильдии.
Причем, это сокращение происходило, прежде всего, за счет снижения удельного веса православных предпринимателей.

Главный миф капитализма — это утверждение, что в конкуренции побеждает лучший. Оно сомнительно даже тогда, когда все участники рынка действуют в равных условиях и обладают равными возможностями. Если же можно себе позволить главного конкурента устранить физически, а рынок захватить силой с помощью бандитов или продажных представителей органов власти, налоги и заработную плату работникам не платить, то законопослушный, богобоязненный православный русский предприниматель обречен.
Апологеты американо-западноевропейский модели хозяйствования дружно винят в этом русский народ и предлагают срочно поменять его менталитет на более подходящий, поскольку таковы, якобы, объективные требования рыночной системы хозяйствования. Однако очевидно, что нужно не менять менталитет народа, что, скорее всего, и невозможно, а построить такую национальную модель хозяйствования, которая бы в наибольшей степени ему соответствовала. В таком случае представители именно данного народа будут побеждать в свободной конкуренции на предпринимательском и трудовом рынках.
Уже в XIX веке было замечено неоднозначное влияние производства на человеческое общество. Парадоксально, но по мере своего роста, производство ухудшает качество жизни человека, отрицательно влияя самим своим существованием на естественную и культурную среду обитания.
Дальнейшее вовлечение в хозяйственный оборот естественных ресурсов жизнеобеспечения (воздуха, воды, земли и т. д.) ведет к столь существенному ухудшению качества жизни как существующего, так и, особенно, будущих поколений.
В таких условиях, основным ресурсом, обеспечивающим развитие, неизбежно должен стать ресурс интеллектуальный, единственный ресурс, количество которого увеличивается в связи с его расходом.
Но в чем же особенности менталитета русских?
Основа системы ценностей русского народа наиболее точно была сформулирована выдающимся русским мыслителем Л.А. Тихомировым «Не общественная польза, не интересы Отечества, не приличия и удобства жизни диктуют русскому его правила поведения, а абсолютный этический элемент, который верующие прямо связывают с Богом, а неверующие ни с чем не связывая, чтут бессознательно».
Причем следует подчеркнуть, что речь идет о закреплении этого типа на уровне «коллективного бессознательного» (по терминологии К. Юнга), то есть передающимся «помимо исторической традиции или миграции».
Вся система ценностей русского народа сформировалась под влиянием православия. Для православного сознания «нет ничего более естественного, чем восприятие смысла жизни, как служение Первоисточнику жизни». При этом наш народ «воспринимал свою Родину как хранительницу истинного вероучения, как Дом Божий, как Его Церковь». И это восприятие нашло свое выражение в формуле: «Святая Русь». Служение «Святой Руси» как Божиему замыслу о России и через нее самому Богу и есть та русская идея, которую весь XX век разыскивала наша безбожная интеллигенция.
Служение оказалось наиболее соответствующей русскому менталитету формой деятельности, да и вообще жизни. Действительно, именно в служении — воинском и духовном, — русские явили миру чудеса героизма и самопожертвования. Велик и общепризнан вклад русских полководцев в воинское искусство, а русских православных старцев и писателей в сокровищницу человеческого духа.
«Для русского человека ценность его индивидуальной жизни и ценность Отечества даже не сопоставимы ... по народному сознанию, власть признана служить не человеку, не наличному населению, а Отечеству, то есть власть несет ответственность, прежде всего, и преимущественно перед прошедшими в веках поколениями, ответственность за «ненапрасность» их страданий и подвигов, за осмысленность их жизни». Отсюда такая составляющая русского менталитета как дух державности, в котором практически сливались государство и общество. Именно этот дух порождал в русских людях жертвенность, подвижничество, пренебрежение ценностями житейского комфорта и благополучия. Православное миросозерцание определяет такой подход как смирение, являющееся доминантой русского национального характера. Как учит Православная Церковь, быть смиренным — значит считать себя хуже всех. Однако, это не означает быть бездеятельным, пассивным. «Именно из смирения истекают наиболее мощные импульсы и к чести, и к доблести, и к геройству».
Смирение как отсутствие самолюбия не дает достаточно сильных стимулов к самоутверждению и порождает в личности стремление к духовной свободе. Это стремление применительно к хозяйствованию проявляется «в свободе от бремени богатства и свободе от бремени властвования».
Отсутствие гордыни, смирение имело своим следствием появление у русских таких черт, как душевная теплота, невысокомерное отношение к инородцам и, главное, чувство общности, потребности в бескорыстном общении. Красота русского национального духа «раскрывается в общении, в единстве, в соборном бытии, и это бытие она имеет своим содержанием. Поэтому именно соборность определяет русский народный дух (менталитет) ... соборность есть выражение народного единства, основанного на любви как высшем качестве сверхприродного бытия и потому любовь есть главная составляющая красоты национального духа».
Для русских важна цель труда. На себя и на «дядю» русские особенно трудиться не склонны. Для высокой же цели: ради спасения души, за послушание, за Родину, — русский может надрываться работой. Вспомним рукотворные чудеса северных монастырей, трудовые подвиги женщин и детей времен Великой Отечественной Войны. Вместе с тем, несмотря на отсутствие самолюбия, русским свойственно стремление к самовыражению в труде, носящем творческий характер. Сложная задача, интересная работа или проблема являются для русского хорошим стимулом к интенсивному, часто материально невыгодному труду.
В силу соборности русских, они склонны к коллективному, артельному труду. При этом заработок, полученный в результате такого артельного труда, делится обычно не по вкладу в результат, а «по справедливости». Автору известны случаи, когда члены бригады, получив свои заработки, тонко дифференцированные с помощью разных показателей и коэффициентов трудового участия складывали их все вместе и делили поровну. Отмечены еще более удивительные случаи. Разделив общую работу между крестьянскими дворами «по работникам» (взрослым мужчинам) доход от нее делили «по едокам», т. е. по количеству членов крестьянской семьи. Для сравнения заметим следующее. Автор в свое время предпринимал попытки организовать бригадную коллективно-сдельную оплату в эстонских трудовых коллективах. Несмотря на то, что такое решение диктовалось самим характером технологического процесса, оно было категорически отвергнуто всеми членами бригады. В результате пришлось идти на дополнительные затраты, чтобы организовать индивидуальную сдельную оплату труда.
Русское предпринимательство, как по своей мотивации, так и по характеру отношений, возникающих в его рамках, тоже носит весьма своеобразный характер. Выше уже отмечалась склонность русских, вполне в духе православной традиции, не стремиться к богатству как главной цели существования. «...В русском самосознании объектом народного почитания всегда был не удачливый добытчик денег, а юродивый искатель правды». В результате, стремление к успеху и даже идеи самореализации, связанные с предпринимательством, представлялись греховными. Рационализм воспринимался как торжество бессердечия, забвение христианских заповедей любви к ближнему. Деловой успех подлежал замалчиванию как прегрешение.
Православная традиция запрещает взыскание процента (лихвы) с ближнего и утверждает, что только труд может явиться источником богатства. «Человек в этом мире является собственником лишь в условном смысле этого слова, не владыкою твари, но как бы распорядителем чужого имущества, призванным дать ответ в верности управления порученным ему достоянием... Для христианина является первым долгом в его отношении к своей собственности распоряжаться ею согласно с волей Божией». Соответственно у русских предпринимателей обнаруживается сильная нематериальная мотивация. Это обычно мотив служения: Царю, Отечеству — ранние Строгановы, Демидовы и т.д.; Богу — бесчисленные жертвователи и строители монастырей и храмов; народу — меценаты и благотворители и т. п. Те, тоже достаточно многочисленные купцы, которые занимались предпринимательством из вполне корыстных соображений, твердо знали, что их богатство нуждается в оправдании. «...Христианская любовь ставит идеалом, своим не отобрание чужого, но свободное отдание своего на общую пользу». Во искупление грехов к концу жизни купцы тратили значительную, а часто и основную часть своего состояния на богоугодные дела. Именно поэтому мы практически не встречаем среди православных русских сколько-нибудь древних купеческих династий.
В рыночной, прежде всего американо-западноевропейской модели хозяйствования, главным двигателем является материальный (денежный) интерес. Естественно, что основным регулятором служит коммерческий расчет.
В условиях рафинированного общества потребления приобретаемая вещь удовлетворяет уже не только насущную нужду в том или ином благе, но и служит средством самовыражения. Владение или даже факт приобретения вещи должны свидетельствовать о некотором социальном статусе владельца. Конечно, такое свидетельство несет на себе только статусная вещь, то есть вещь, которая у основной массы значимых для владельца людей заранее уже увязана с принадлежностью к соответствующему кругу (сословию, профессии, виду деятельности, уровню благосостояния, группе и т. п.) и определенным положением в нем.
Статусной вещь становится в результате действия многих разнородных факторов. Однако несомненно, что определяющим фактором является целенаправленная рекламно-пропагандистская деятельность производителей и продавцов соответствующей продукции. Чем лучше, надежнее свидетельство вещи о статусе владельца, тем выше ее цена и больше доля прибыли в ней.
Особенность удовлетворения потребности в самовыражении через владение вещью заключается в том, что оно достигается через реакцию окружения владельца. Поэтому статусная значимость вещи прямо связана с наличием людей, желающих иметь данную вещь, силой этого желания и количеством желающих. Чем большее число людей желает, но не может приобрести вещь, сильнее это желание, тем больше статусная значимость вещи, лучше удовлетворяется потребность в самовыражении владельца и выше ее цена. Отсюда неизбежно вытекает необходимость массовой, тотальной рекламы. При этом речь не идет о доведении информации о вещи потенциальному потребителю. Цель — возбудить массовое, желательно всеобщее вожделение к владению вещью в том числе и у людей, которые никогда, ни при каких обстоятельствах не смогут ею владеть.
Статусная значимость вещи в период жизненного цикла изделия не остается постоянной. В момент ее выпуска она — наибольшая, далее начинает снижаться и где-то к концу цикла сходит на нет. Аналогично ведет себя и ее цена. Это приводит к ускорению процесса сменяемости выпускаемых изделий, которое держится на стимулировании искусственного спроса. Сказанное возможно лишь при условии постоянного и непрерывного увеличения доли духовных и личностных потребностей, удовлетворяемых через механизм «купли-продажи». Подобно тому, как возрастание бытового аскетизма монахов способствует возрастанию их духовности, расширение вещных форм удовлетворения потребностей, стимулируемое навязчивой рекламой и пропагандой в СМИ соответствующего образа жизни, ведет к духовной и моральной деградации народа, в долгосрочной перспективе это с неизбежностью вызывает рост так называемой «массовой культуры», пьянства, наркомании, проституции, деградации семьи, утрату национальных корней, формирование однородного космополитически-интернационального народонаселения с низким культурным и духовным уровнем и страстью к приобретению вещей в качестве основного мотива поведения.
Экономический рост невозможен без искусственного стимулирования материального потребления. Последнее требует изменение ценностной ориентации в пользу самовыражения через богатство и разнообразие материального потребления, что ведет к моральной и духовной деградации общества.
С одной стороны, формально, потребитель вполне вроде бы добровольно приобретает соответствующие вещи. Но добровольность эта — кажущаяся. Жестко увязывая в представлении основной массы людей статус человека с владением определенными вещами, производитель посредством системы управления спросом через рекламу практически вынуждает людей приобретать соответствующие вещи, вне зависимости от личного желания («Положение обязывает!»). Причем речь идет не только и даже не столько о лицах, уже имеющих определенный статус, сколько о всех тех, кто на этот статус претендует. Поскольку статус достигается через признание соответствующей группы людей, игнорировать сложившиеся (вернее: искусственно сформированные производителями) стандарты невозможно. Нет людей, не претендующих ни на какой статус. Поэтому зависимость общества от производителей становится тотальной. В этом смысле можно говорить о существенном нарушении принципа «суверенитета потребителя» в действующей хозяйственной системе.
Должна быть полностью прекращена практика навязывания рекламы человеку. Реклама должна быть организована в таких формах, чтобы любой человек знакомился с ней, только тогда, когда он сам этого захочет.

В. Н. Андреев

Архив газеты "Тайны века", Харьков, 2006