«Без тебя не посягает ум ни на что высокое...» Вергилий, «Георгики» Мы редко задумываемся над тем, что в точных, естественных, как и гуманитарных, науках, в архитектуре и изобразительном искусстве, литературе и театральной деятельности современный мир многим обязан античному обществу, которое около двух тысяч лет назад преобразовалось в римское. Подарило оно нам и «меценатство» — термин, обозначающий благотворительную, покровительственную деятельность и помощь всем, кто в ней нуждается.

О первом Меценате, том самом, чье имя стало нарицательным, увы, известно немного. Каким же был человек, ставший для всех нас олицетворением добра и бескорыстия?
Гай Цильний Меценат — римский государственный деятель, близкий друг и советник императора Октавиана Августа происходил из древнего этрусского рода Цильниев. Он родился, как предполагают, между 74 и 64 годами до Рождества Христова и принадлежал к сословию всадников (высшее дворянство).
Середина первого века до нашей эры была для Римского государства временем тяжелых испытаний: революции и гражданские войны расшатывали и потрясали его, казалось бы еще немного — и оно развалится на части и исчезнет. Ничто не связывало людей. Кровь проливалась и на алтарях, родные и близкие люди становились врагами.
После гибели Цезаря сенаторы хотели восстановить старую Республику, друзья Цезаря — сохранить и присвоить себе ту верховную власть, которой обладал диктатор. Победителем оказался внучатый племянник Юлия Цезаря Октавиан Август, ставший первым императором Рима. Убежденный в необходимости монархического правления и считавший Октавиана наиболее соответствующим идеалу правителя, Меценат еще во время гражданской войны встал на его сторону и часто исполнял важные поручения. Он был в числе послов, которые устраивали в Брундизии примирение Антония с Октавианом, дважды успокаивал народные волнения в столице Империи.
По окончании войны Меценат жил в Риме и в отсутствие правителя ведал государственными делами, не занимая при этом никакой официальной должности. Будучи одним из самых влиятельных и доверенных друзей и помощником императора — принимал самое деятельное участие в устроении государства и упрочении власти.
Когда Октавиан стал подумывать о том, чтобы передать все дела сенату и народу, он обратился за советом к своим ближайшим друзьям: к Меценату, которого ценил за умение молчать, и к Агриппе, скромному и выносливого в трудах. Агриппа одобрил отказ от единовластия, но Меценат рассудил иначе, и в речи его были такие слова:
«Если ты заботишься об отечестве, за которое вел столько войн, за которое с удовольствием отдал бы и свою душу, то преобразуй его и приведи в порядок наиболее рациональным образом. Возможность и делать, и говорить все, что только кто пожелает — это источник всеобщего благополучия, если имеешь дело с благоразумными людьми, но это приводит к несчастью, если имеешь дело с неразумными. Поэтому тот, кто дает свободу неразумным людям, все равно что дает меч ребенку или сумасшедшему, а кто дает свободу благоразумным гражданам, тот спасает всех, в том числе и безумцев, даже вопреки их воле.
Поэтому я считаю необходимым, чтобы ты не обманывался, обращая внимание на красивые слова, но чтобы, взвесивши настоящее положение вещей, по существу поставил бы предел дерзким выходкам толпы и взял бы управление государством в свои руки совместно с другими достойными людьми. Тогда сенаторами были бы люди, выдающиеся своим умом, войсками командовали бы те, кто имеет опыт в военном деле, а несли бы военную службу и получали бы за это жалованье люди самые крепкие и самые бедные.
Таким образом, каждый будет охотно делать свое дело, с готовностью помогать другому, не будет больше слышно о людях нуждающихся, все обретут безопасную свободу. Ибо пресловутая свобода черни является самым горьким видом рабства для людей достойных и одинаково несет гибель всем. Напротив, свобода, везде ставящая на первый план благоразумие и уделяющая всем справедливое по достоинству, делает всех счастливыми...» Мысли, мягко говоря актуальные. Император похвалил и Агриппу, и Мецената за мудрость, красноречие и откровенность, но предпочтение отдал совету Гая Цильния Мецената. Однако не все, что советовал Меценат, он немедленно провел в жизнь, так как боялся испортить дело, если станет слишком быстро переделывать людей.
Октавиан заложил основы такого государства, которое фактически было монархией, но имело республиканскую внешность. Все республиканские учреждения и государственные должности были сохранены. Рим в очередной раз устоял. Люди должны были забыть то, что их разъединяло, и найти те ценности, которые могли их объединить. Забыть победы и поражения, деление на победителей и побежденных. Такая ситуация часто встречается в истории, когда после ожесточенной борьбы народам надо искать и находить выход из затянувшегося кризиса.
Меценату Гаю Цильнию были совершенно чужды честолюбие, зависть и недоброжелательность. В своих отношениях к Августу он был свободен от низкопоклонства и заискивания и смело высказывал свои взгляды, нередко совершенно противоположные планам императора. Своей близостью к Августу Октавиану Меценат нередко пользовался для того, чтобы сдерживать страстные порывы, часто доводившие императора до жестокости. Стали историческими слова: «Surge tandem, carnifex!» («Да полно же тебе, мясник!»), которыми Меценат однажды удержал Августа от подписания многих смертных приговоров. «...Человек поистине неусыпный, зоркий и деятельный, когда дело требовало усердия, но при малейшей возможности устраниться от дел расслаблявшийся в досуге и неге пуще всякой женщины», — такую парадоксальную характеристику дал Меценату римский историк Веллей Патеркул.
Фактов его биографии сохранилось слишком мало, сегодня историки собирают информацию буквально по крупицам. Это был обычный и в то же время незаурядный, чуточку смешной и одновременно серьезный человек. В жизнеописании божественного Августа Светоний несколько раз упоминает Мецената. Император всегда стремился к умеренности и «вышучивал своего друга Мецената за его, как он выражался, «напомаженные завитушки» и даже писал на него пародии».
В чем же секрет несомненного обаяния личности, подарившей миру образ благотворительности? Может быть, просто в том, что он жил, этот человек, сам по себе так и не ставший легендой?
Лучшие поэты того времени находили в нем внимательного и заботливого покровителя и защитника; заслуги его перед ними стали и заслугами перед римской (латинской) поэзией. Римская история богата примерами кружков, объединявших государственных деятелей и представителей творческой интеллигенции. Кружок Мецената наследовал лучшие традиции минувших эпох. «Отношения между главой и членами кружка в предшествующие эпохи были как иерархически-клиентские, так и равноправно-дружеские, — отмечает исследователь античной культуры М. Л. Гаспаров. — В кружке Мецената они наложились друг на друга, и при том не без противоречий. Социальное положение новых поэтов бывало ниже среднего: Вергилий — сын мелкого крестьянина из поденщиков, Гораций — внук вольноотпущенника, Проперций — из всадников, разоренных конфискациями».
Эти люди объединились ненадолго. Кружок складывается в сороковом и рассыпается после двадцать третьего года до нашей эры. Но за сухими цифрами немногих лет кружковой жизни — выдающиеся достижения человеческой мысли, продолжающие привлекать внимание потомков спустя две тысячи лет. Отношения Мецената с великими поэтами ушедшей эпохи Вергилием и Горацием отличались противоречивостью. Если сам Меценат писал манерные стихи в бытовой и ученой традиции, то покровительствуемых поэтов он побуждал к высоким темам.
«Горя немало узнав, я чужому сочувствую горю...» — эти слова сказаны Вергилием в годы общения поэта с Меценатом. Тот в свою очередь оказывает поэту помощь против насилий со стороны одного центуриона и хлопочет о возвращении отнятого у него имения, о чем Вергилий рассказывает в своих «Георгиках». Горацию Меценат подарил свое сабинское поместье, несмотря на замечание поэта о том, что «большие обещания уменьшают доверие». За сочиненные в честь Мецената «Георгики» он спасает Вергилия от неминуемой смерти. Затем поэтом была создана знаменитая «Энеида». И как всегда критиковали не только само произведение, но обзывали Вергилия «подкидышем Мецената». Доставалось от злых языков и Горацию, которого попрекали словами: «Сколько раз я видел, как твой отец рукавом нос утирал!» Но его высокопоставленные друзья Октавиан и Меценат служили верной защитой и в бедствиях, и в нелегких литературных трудах. Главное — не в материальной поддержке, не в подаренных имениях, а в создании творческой житейской среды, помогавшей покровителям и поэтам делать свое дело. Потомки должны благодарить Мецената за умение поддерживать в своем кружке традиции дружбы, что оставило большой след в истории человечества.
Он умер в 8 году до Рождества Христова (746-м от основания города Рима), горячо оплакиваемый друзьями и всем народом, завещав все свое имущество Августу Октавиану. Из его собственных сочинений (преимущественно о предметах естественно-исторических) уцелели только отрывки.
...Прошло всего лишь сто лет после смерти Мецената, и классик римской эпиграммы употребляет это имя в нарицательном смысле: «Были бы Меценаты, Флакк, в Маронах недостатка не будет». Можно перевести проще: «Были бы покровители поэзии, в поэтах недостатка не будет». Так началась история бескорыстной помощи ближнему в его устремлениях.
Имя его пережило тысячелетия и сейчас, если кто-то выступает в роли благодетеля, его нарицают меценатом. Но в большинстве случаев громкие имена нынешних благодетелей не выдерживают испытания временем. Может, потому, что человек судит по делам, а Бог зрит в сердце.
Многие, пытаясь прославить себя различными пиар акциями, трубят о себе, а в результате лишь, сами того неведая, многократно славят имя Гая Цильния Мецената.
Подлинное, где нет лукавства, остается, а фальшивое, которое как ни пытается всячески прописать себя в книгу жизни с приставкой — меценат, неизбежно уносится рекой забвения.

Александр Дудин
Наталья Покровская

Архив газеты "Тайны века", Харьков, 2005