В ХIХ веке харьковчане жили театром, а театр отражал все события общественной жизни, как на стадионе средневековой Византии.
«Воздух, вода, железная дорога, — читаем в «Харьковских Губернских Ведомостях» (12 июля 1867г.), — составляют самую настоятельную потребность для Харькова. Но в обществе гораздо больше толков возбуждают опера, цирк и публичные гуляния. Прошлый сезон ознаменовался борьбой двух партий, которая велась не из-за политических или общественных вопросов, а из-за двух примадонн».
«Главнейшее счастье и несчастье Харьковского театра в двух крайностях, — писал «Южный край».

В труппе есть несколько актеров, дарование которых очевидно. Гораздо более людей бесталанных, совершенно не понимающих своего дела, вечно ссорящихся со своей памятью и здравым смыслом. Нет середины: нет людей, о которых можно было бы сказать ни то, ни се, ни туда, ни сюда. К несчастью, на харьковской сцене, почти в каждой драме сближаются две страшные, почти не преодолимые крайности: талант и бездарность, образованность и грубое невежество. Оттого и общность пьесы всегда дурна и не удовлетворяет даже в половину требованиям искусства: выйдет артист - сердце радуется. Вот уж начинает увлекаться, уж слова его затронули чувствительную струну сердца, которая готова... при посредстве рук отозваться громкими аплодисментами. Вдруг, пристукивая каблуками, появится актер с пошлой вытянутой физиономией, с улыбкой, похожей на судорожное подергивание губами, с мрачным выражением лица, точь-в-точь перед субботней расправой; проиграет, как шарманка, все свои штуки; простоит с открытым ртом и дремлющими глазами несколько минут там, где сказано в роли «молчание», заржет, как лошадь, где сказано «с восторгом». Иногда этот человек, к довершению эстетического наслаждения зрителей, говорит неестественным голосом, не договаривает слов, нетвердо стоит на ногах, делает руками и ногами неумышленные странные движения, давая понять, что он был в упоении.
Я помню, как один из этих гениев играл Полония в «Гамлете»! Он оделся в красную куртку с гусарским шитьем, сверху накинул синий плащ, подбитый красным, с маленьким воротничком в виде мантии. На голову надел голубую ермолку с золотой кисточкой, на ноги — сапоги, которые надевались сверх брюк, вроде ботфортов. Он говорил густым однозвучным басом, не переменяя ни положения тела, ни выражения лица. Каково? Это Полоний - хитрый, вкрадчивый придворный, созданный гением Шекспира! Нельзя было не порадоваться, когда Гамлет заколол его. Его потащили уже со сцены, когда вдруг из его кармана посылались и повалились на пол медные деньги. «Мертвец», к ужасу публики, вырвался, подобрал гроши, с заботливостью спрятал их в карман и снова умер.
«Подобные промахи с провинциальными актерами нередки. Недавно еще один актер ошибся очень забавно. Не помню, в какой роли, ему должно было заколоться. Он исполнил это удачно, упал и растянулся натурально. Вдруг из партера какой-то повеса закричал: «Фора! Фора! Онко!». («Браво! Браво! Бис!»). Актер быстро вскочил, принял соответственное положение, проговорил два последние слова, и в другой раз закололся. Некоторые трагики считали своим долгом, закалываясь, класть за пазуху бычий пузырь с клюквой. Артист взмахивал смертоносным орудием, пронзал пузырь, и, к ужасу зрителей, сцена обагрялась кровью.
Студенты харьковского университета с большим почтением относились к Шекспиру и за плохой игрой в «Гамлете» актеры навлекали на себя крупные неприятности.
Один актер отличался особой бездарностью, и студенты во имя искусства ненавидели его, как личного врага. Когда он распевал монологи, они кричали, свистели и кидали в него арбузными корками и гнилыми яблоками. Все сносил несчастный артист. Наконец, он заболел и слег в университетскую клинику. Студенты-медики высших курсов старались задержать больного как можно дольше. Искажали перед профессорами и ординаторами симптомы болезни и вредили исцелению артиста. Наконец выведенный из терпения, несчастный больной вступил в разговор с дежурным по клинике студентом: «Скажите мне, есть ли надежда на мое выздоровление?». Студент сразу сообразил, что от его ответа многое зависит, и отвечал, что артист может выздороветь, а может и умереть. «Как так?» — спрашивает артист. «Дайте клятву, что вы оставите здешнюю сцену, и вы спасены». Несчастный дает клятву, поправляется, выходит из клиники, а вслед затем имя его появляется на афише в роли Гамлета. Несоблюдение договора взволновало университет. Студенты чуть ли не поголовно собрались в театре. Появление актера на сцене вызвало бурю протеста. Сначала на сцену было брошено яблоко, потом пошли в ход овощи. Когда припасы иссякли, студенты стали крушить стулья и употреблять их как метательные снаряды.
Это произошло 28 сентября 1823 года. Явилась полиция, студенты были арестованы, началось следствие. Дело приобрело политический оттенок. Студентов обвинили в бунте. Об этом деле было доложено императору. В итоге полицмейстер лишился должности, а студентам запретили посещать культурное заведение, именуемое харьковским театром.

Семен Авербух