21 сентября — памятная дата в православном календаре: Рождество Пресвятой Богородицы. Но это еще и великий день в истории Руси, день битвы Куликовской (1380 г.).
Орлий клекот над татарским станом угрожал бедой.
А Непрядва убралась туманом, что княжна фатой.
И когда наутро тучей черной двинулась орда,
Был в щите Твой лик Нерукотворный светел навсегда. (А. Блок)
Слезы текли по его исхудавшему лицу, стоял на коленях и лежал перед великой святыней Чудова монастыря — Спасом Нерукотворным. Просил у Господа победы или смерти — иначе было нельзя. В сумрачной тишине храма мерцали лампады, колебалось пламя свечей.

Скорбно, требовательно и нежно прямо в душу смотрели бездонные очи-зеницы Великих Чудотворных. Обещал перед Ними поставить на поле победы храм во имя Рождества матери Божией.
Ночей много не спал, обдумывая, да как же обойти, обогнать Ягайла Литовского и Олега Рязанского, не дать влиться в Мамаевы полчища. И стремительное передвижение русской рати сорвало планы врагов. В этом проявился выдающийся полководческий талант Дмитрия Донского. Да разве только в этом? А размещение полков — мудрость князя решила исход сражения, когда хан Мамай уже ликовал со своими мурзами.
Чудское озеро, Бородинское поле, поле Куликово — гордится история этими символами воинской доблести наших славных предков. Августовским погожим днем после Успенского поста (28 августа) великий князь Дмитрий Иванович с отборной дружиной воинской направился в духовное сердце Руси — Троицкую обитель — поклониться Живоначальной Троице и принять напутственное благословение от преподобного игумена Сергия.
Отслушал божественную литургию, вкусил на трапезе с князьями и воеводами благодатного хлеба с солью монастырского. Окропил их святой старец водой освященной.
Печальник земли русской, умиротворитель смут вначале уговаривал Дмитрия пойти к Мамаю с покорностью, правдой и дарами. Но, когда ответил великий князь, что так и было, но возносится враг еще более и со злобой идет на Русь, великий святой дал свое благословение, предсказал Дмитрию победу, сказал об этом тихо, чтобы никто больше не слышал.
И все время, пока шло сражение, стоял на молитве святой Сергий Радонежский. Непосредственно перед боем прислал на поле сражения инока Нектария с Богородичной просфорой и грамотой — благословением русского воинства на святое дело. Вдохновляющая сила этого благословения известна была даже татарам.
В оруженосцы и послушники дал князю двух иноков-бояр: Александра Пересвета, бывшего боярина брянского и Андрея (в миру Родион) Ослабю, до монашества Любецкого боярина. Были они в миру очень опытными воинами. Пересвет взял с собою и сына своего Якова. Сражение назначено было на Вторую Пречистую 8/21 сентября, день Рождества Божьей Матери. А 7/20 сентября тихо ступали кони по ковылю, зорко осматривали всадники окрестности; выпархивали подросшие за лето птицы. Уже затем назовут эту дичь бекасами и вальдшнепами, а прозывались они куликами, и нераспаханная земля между Доном и Непрядвой носила название Куликова поля. Вскоре «Задонщина» Сафония-рязанца «Сказание о Мамаевом побоище», молва народная прославят его.
Еще теплый сентябрьский ветер трепал гривы идущих рядом коней буланой и серой масти (в одном из сказаний говорится о серке под князем), по этим данным великий князь был на сером коне.
Просил и приказывал князь своему тезке и зятю воеводе Дмитрию Михайловичу Боброку-Волынскому (выдал за него сестренку свою Елену) сдержать горячего и нетерпеливого Владимира Андреевича, князя Серпуховского. Большую надежду возлагал великий князь на конный засадный полк, поставленный в Зеленой дубраве. Благословение Божие было на этой дубраве, воспеваемой в сказаниях и легендах как помощь земли родимой, вырастившей ее за одну ночь, чтобы скрыть третью часть войска русского.
Одна треть — против такого неслыханного количества возражали князья-союзники на военном совете. Прославлено в веках настойчивое решение полководца.
Боялся только Дмитрий Иванович, с детских лет хорошо зная вспыльчивую горячность своего двоюродного брата, что Владимир рано выскочит из Зеленой рощи с засадным полком, вот и приставил к нему спокойного сдержанного воеводу Боброка-Волынца.
Тучи ворон кружили над черным татарским станом, на Красном холме оглушительно каркая, гортанный орлиный клекот разносился над степью, громко трубили лебеди, кричали гуси, хлопая крыльями по воде Непрядвы. А позади очень грозно выли волки. Предвещало это грозу, но день начинался ясный. Повернулся князь Дмитрий к своему, в светлых доспехах, войску — тишина стояла, удивился. Затем понял — гнали, значит, птицы и звери врага с родной земли от своих гнезд и гибель предвещали ему.
Припал ухом к земле Боброк, встал, выпрямился. Светло и грустно взглянул на Дмитрия. «Жду победы» сказал. И еще сказал, что много наших поляжет.
Полдень солнечного дня, туман рассеялся. И вот стоят они на поле Куликовом, две грозные силы. Татарское войско одето в черные доспехи из буйволовой кожи, на черной масти мохнатых, коротконогих конях монгольской породы, хорошо вооруженное. В центре ордынского построения была генуэзская пехота, строй был плотным, непробиваемым. Положив копья на плечи впереди идущих, колонна за колонной шли в бой наемники. Живая страшная машина, подобная «ливонской свинье» на Чудском озере. Но там, в славной битве Александра Ярославовича Невского (на внучке которого Евдокии женат был Дмитрий Донской) «псы-рыцари», крестоносцы под тяжестью своих щитов, доспехов проваливались под лед, становились неуклюжими. А здесь... Эх ты, русская удаль, отчаянная широта русской души, непонятная, так и непонятая ни Востоком со всем его «делом тонким», ни Западом с его гонорностью.
Ведь умудрялись же в темнотище кромешной нырять под частокол «генуэзских воров», валить с ног топором, дубиной, а то и кулаком молодецким, делали бреши, в которые врывались соратники.
А начиналась битва по обычаю тех славных времен поединком. Починальником стал татарин. На мощном черном звероподобном, как его всадник, коне, выехал великан двухметрового роста. Был это личный телохранитель Мамая Темир-Мурза Челубей. Исследователи в своей фантазии дошли до предположения, что Челубей был акромегалом. Какая там акромегалия? Эта болезнь отличается слабостью. Легенды ходили о его чудовищной силе, и не было во всей Орде равного ему. Тяжелое копье, как соломинка, было игрушкой в его опытной могучей руке, а неподъемная булава-пушинкой. Города и армии сдавались только потому, что их единоборец побежден был Челубеем.
Чуть привстав на стременах, вызывало это чудище татарское, одетое в баранью шубу шерстью наверх и закованное в латы из железоподобной кожи буйвола, достойного себе русского поединщика. Злобно ухмылялся. Конь под ним храпел, приседал под тяжестью и тоже скалил зубы.
Тихо-тихо стояли русичи, никто не решался на явное поражение. Шли минуты, и тут не выдержало ретивое — великий князь тронул серого коня, но крепкая рука друга схватила коня за узду:
— Негоже тебе, светлый князь, сиротить нас, — произнес Бренк.
— Прощай Родя, — раздался голос Александра Пересвета, — Якова береги, — и выехал схимник, благословенный Господом и Пресвятой Богородицей в День Ее Рождения, на святое русское поле. Ни доспехов богатырских, ни шлема железного не было на нем, только крест на груди да на схиме. Было копье да щит, да и тот деревянный.
Андрей Ослабя стоял с непокрытой головой. «С Богом» шептали его губы, и ветер трепал его русые волосы. Был он по преданиям светловолосым. Поклонился Пересвет низким поклоном прощальным земле родной, сотоварищам, соратникам, поцеловал землю и снова вскочил на коня. Сила и правда, звериная злоба и святой порыв, великая битва меча и креста! Разбив деревянный щит, копье Челубея вонзилось в сердце Пересвета. На некоторых миниатюрах «Сказания о Мамаевом побоище» копье Александра Пересвета направлено в голову татарина. И написано в сказаниях, что несколько метров конь тащил уже мертвое тело Челубея, запутавшееся в стременах. А мертвый Александр Пересвет еще несколько метров держался в седле. Оба упали мертвыми.
Радостные крики волной пронеслись по рядам русичей, горестное «вай, бай, улялай» прокатилось по ордынскому войску. Татарин (он был скифом по происхождению) упал головой к войску: «татаригой еиранги» — это была плохая примета, предвещавшая поражение, гибель.
В Куликовской битве подрублено было червленое, золотистое княжеское знамя, погиб сражавшийся как лев, стоявший под стягом Михаил Бренк, одетый в княжеское платье. Но русские воины знали, что сам князь сражается среди них в доспехах простого воина.
Со святыми иконами шли в сражение русичи. Донские казаки с образом Божией Матери, поднесенным затем на этом святом поле в дар Дмитрию Донскому и названный Донской Богородицей.
Хоронили после славной победы погибших в скудельницах — братских могилах на берегу Непрядвы. Немало гробов княжеских и боярских. Самый высокий дуб был срублен для Александра Пересвета (мирское имя которого не донесла до нас история). Перевезли его тело в Москву и погребли в Церкви Рождества Божьей Матери.
Праздник стоял на Святой Руси: одолели наши проклятых ордынцев, радостно звенели колокола храмов. В одной из версий «Сказания» есть шутливые строки, что на княжеском подворье присланного с вестью о победе гонца зацеловали девки до одурения, и, может быть, великая княгиня Евдокия, смеясь и плача, отрывала этих пиявок от ошалевшего добра молодца.
Родион Ослабя пережил своего славного собрата и в 1398 году ездил с московским посольством в Византию. Сын Пересвета Яков погиб в сражении.
Куликовская битва стала началом конца татарского ига: Дмитрий Донской впервые передал княжение старшему сыну Василию, передал без санкции Золотой Орды.
Западная Европа в великом долгу перед славянами. Святая Русь в XIV веке стала щитом, заслонившим страны Запада от все сметающего на своем пути татаро-монгольского нашествия. И только поэтому здесь стали развиваться литература, наука, искусство. Началась Эпоха Возрождения, давшая миру великих гениев.
А на Руси Куликовская битва стала фактически Отечественной войной, окончательно покончившей с ненавистным игом. А многие ли в Европе знают имя Александра Пересвета?
Слава и вечная память иноку святого Сергия Радонежского!

Дина Дегтярева

Архив газеты "Тайны века", Харьков, 2006