Сергей Моисеев. Автобиографический рассказ из серии "Усвоение принципа".

«Яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих. На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия.»
(90-й Псалом царя Давида)

2000-й год. Лето. Издаю харьковскую газету «Тайны века», тираж практически не растет, топчусь на точке замерзания в тысячу экземпляров. В условиях суровой, вынужденной аскезы, собрав волю, гребу вперед. Оборотных средств не хватает, оптовики рассчитываются неохотно, с большим опозданием. Однажды делаю мучительный выбор: надо печатать тираж, но у дочери заболел зуб, отдаю часть микроскопических оборотных средств на лечение зуба. Некоторые знакомые советую закрыть проект и поискать работу. Некто Михаил Добкин баллотируется на выборах, предлагает сотрудничать. Встречаюсь с ним, даю пару советов, важно защищать русский язык и прочее, но говорю, что у меня свой маленький проект, но он мне дорог. 

Перерываю книги, журналы, газеты в поисках нужной информации, моя жажда познания казалось была неутолима. И нашел! Статью на основе тезисов русского религиозного мыслителя Владимира Соловьева. Статья называлась «Энергия веры». Потрясла меня до глубины души. Особенно последней цитатой философа: «Энергия веры — это умение не сокрушаться перед видимым господством зла, а придерживаться внутренней идеи добра».

Думаю, как же все просто и гениально сформулировано! Пишется не о господстве зла, как такого, а всего лишь видимого, мнимого господства. А вот невидимая идея добра напротив — подлинна, прочна, вечна и незыблема, но это далеко не всем очевидно в реалиях земного измерения.
Я подготовил эту статью для своей газеты, положил дискету (тогда информация переносилась на дискетах) в нагрудный карман рубашки, вышел из семейного общежития ХНАГ на ул. Отакара Яроша и отправился на Научную, где жила Лина, корректировавшая газету. Лина — яркая личность из интеллигентной еврейской семьи, работала корректором в еженедельнике «Теленеделя», а мою газету вычитывала в качестве подработки. Если представить молодую Ирину Хакамаду, только более крупную и упитанную то это будет Лина. Конечно это сравнение с Хакамадой только внешнее, но не сущностное. Лина была нам, как сестра или свой парень, ей было интересно с нами тусить.
На Отакара Яроша, в районе студгородка, было несколько летних кафе, мы иногда засиживались допоздна.
А на вахте, в нашем общежитии, сидела суровая баба Аня. Ровно в 11 вечера она закрывала дверь, опоздавших же пускала за отдельную плату. Однажды мы засиделись в кафе, и я предложил переночевать у нас в общежитии, но на нашем пути стала габаритная баба Аня, и мы решили залезть в общежитие по пожарной лестнице. Полезли, все шло хорошо, я добрался до пятого этажа, увидел в окне Коляныча. Он расхаживал в семейных трусах по комнате. Постучал в окошко. Крикнул Колянычу, чтоб он поспешил открыть. Коляныч аж присел от неожиданности, стал испуганно подходить к окну, всматриваться во тьму внешнюю, но тут Лина, бодро цеплявшаяся за прутья железной лестницы, посмотрела вниз и обнаружила, что она не стоит на твердой почве, а висит на уровне третьего этажа. Лина впала в истерику. Ее голос, как сирена, сотряс студгородок!
Мгновенно сбежались люди, о ЧП сообщили бабе Ане. Баба Аня первым делом включила громкую связь и объявила на все общежитие: «Оля из сто шестой! Иди знимай свого мужа, бо вин пьяный по лестнице лезет и пьяну дивку за собой тягне!»
Утром в общежитии я проснулся знаменитым. Все встречные меня радостно приветствовали, выспрашивали подробности происшествия.
Было много и других происшествий.
Однажды, местный участковый Петя, делал обход по общежитию, собирая дань с незарегистрированных, забрал у меня паспорт (я не был зарегистрирован в общежитии) и предложил выкупить. Я с Петей поспорил, что заберу паспорт бесплатно. Была целая эпопея, нетрезвый Петя (позывной Питбуль) даже грозил пистолетом, но, в итоге, Петя спор проиграл — с покаянным видом, уже в своем кабинете, он отдал паспорт. Все-таки для меня не прошли даром годы работы журналистом в отделе криминальных расследований. У дядей милиционеров тоже есть свои болевые точки — не всегда они хотят быть знаменитыми.
Мы не были ангелами, я был старостой этажа и считал своим долгом создавать атмосферу веселья и праздника. Иногда стол выносили прямо в коридор и пили в общей компании все, кто мог и хотел. Помню, как бурно, всем этажом отпраздновали сбитый сербами в 1999 году американский бомбардировщик «Стелс», считавшийся до этого эпизода невидимым для радаров.
Как-то было затмение солнца, мы с соседом, донецким парнем Вованом, бурно отметили это историческое событие и, на радостях, торжественно распылили из окна коридора пятого этажа, огнетушитель. Огнетушитель мы благоразумно взяли на четвертом этаже. На следующий день весь четвертый этаж был построен комендантшей, выяснявшей, кто же совершил это непотребство!? А мы с Вованом радовались своему недюжинному уму и сообразительности.
Мы были молоды и полны жизненных сил. Любили и пофилософствовать, и повеселиться.
У нас были веревки для буйных. Мы периодически связывали Коляныча, который любил в пьяном виде ножичком помахать.
Были случаи и посерьезней. Однажды ночью под окнами общежития хулиганы сожгли мою машину — жигули, тройку, красного пожарного цвета. 

Через несколько дней, мы перед входом в общагу обмывали продажу остатков моей машины и вчетвером схлестнулись с толпой в пятнадцать-двадцать человек. Я был зачинщиком конфликта и из меня тогда сделали отбивную.
Я лежал без сознания, захлёбываясь кровью. Моя жена Оля, выбежала из общежития, стала кричать, что вызовет милицию, подняла мою голову и привела в чувства. Я, приходя в сознание, как свозь мутные линзы увидел, что толпа яростно пинает моих товарищей. Вскочил, с криками кинулся на толпу, даже успел кого-то ударить. Толпа замерла, дрогнула и побежала. Я даже погнался за толпой. За эпичной картиной из окон наблюдала вся наша общага. Только потом я понял, чем я так впечатлил толпу? Вместо лица у меня было сплошное месиво.
Утром, в глубоких раздумьях, еле приоткрыв один глаз, я мысленно сказал: «Господи, не понял!? За что!? Нащупал лежавшее у изголовья Евангелие, отрыл, чтобы получить ответ, что же случилось!?
И прочел: "Был болен некто Лазарь из Вифании, из селения, где жили Мария и Марфа, сестра ее.
Мария же, которой брат Лазарь был болен, была та, которая помазала Господа миром и отерла ноги Его волосами своими.
Сестры послали сказать Ему: Господи! Вот, кого Ты любишь, болен.
Иисус, услышав то, сказал: эта болезнь не к смерти, но к славе Божией, да прославится через нее Сын Божий." (от Иоанна 11.1)
Да уж! Хороший звоночек по мне. Пришло время подвязывать с избытком веселья, это развилка — дальше двумя путями идти нельзя.
В «Приключениях Буратино» мудрый сверчок, в которого Буратино кинул молоток, предрёк неразумному герою сказки: "Буратино, тебя ждут страшные приключения!"
Зачем нужны страшные приключения? Приключения — это форма лечения больных человеческих душ. Люди подобны остроугольным камням. Бьются друг об друга в слепом своевилии. В столкновениях с искрами, шумом и пылью сбиваются острые углы, и люди доходят до нужной кондиции: «Многие раны грешному: уповающаго же на Господа милость обыдет.» (Пс.31.10)
Но вернусь к сюжету — собрал материал номера газеты на дискету и сажусь на троллейбус на Отакара Яроша, еду к корректору Лине. Думаю, как все-таки, хорошо — постигать великие истины и делиться этими истинами с людьми. Насколько это приятно и элементарно.
В троллейбусе мой взгляд цепляется за картину на задней площадке троллейбуса. Два дерзких чувака классической уркоганской наружности что-то бурно обсуждают с маленьким, худосочным парнем классическим очкариком-ботаником, компьютерным гением.
Думаю — вот интересно, что же так страстно могут обсуждать столь разные человеческие типажи? Они же друг для друга носители параллельных миров. Придвигаюсь ближе, прислушиваюсь, и слышу текст уголовника: «В общем лошара, мы сейчас выйдем и все. А ты стой тихо и не рыпайся, понял!»
Блатари стоят спиной к задней двери, а ботаник, напротив. В руке уркогана пачка денег, и он, размахивая ею перед ботаником, демонстративно повторяет ему: «Ты понял очкарик! Не рыпайся, мы тихо выйдем и все!».
Ботаник был с женой. Она начинает их упрашивать, умолять вернуть деньги. Объясняет, что они едут покупать на рынок вещи для ребенка. Блатари ей объясняют, что, она «бычка», «лошица» и что ее обязанность заткнуться.
Созерцая эпизод, думаю, взвешиваю шансы. Урки здоровые, каждый крупнее меня в габаритах, наглые, наверняка с ножами. А я везу на дискете, в нагрудном кармане подарок человечеству — красивую статью о действии высших духовных принципов, о видимом господстве зла и подлинной идее добра. Но вдруг, как бы проваливаюсь в бездну, осознаю, что, если я сейчас промолчу, то эта статья будет пустым звуком. Я сам буду пустым звуком и слова о подвиге веры будут мишурой. Я никому не расскажу, что видел в троллейбусе, но себя же я не обману. Ведь все, что я вижу непосредственно — это явлено лично мне, значит это меня касается. Я, буду об этом помнить, но моя газета будет обманывать людей лживыми красивыми словесами. Но если я вмешаюсь, то и газета может вовсе не выйти.
Двери открываются. Урка с победным видом делает демонстративный взмах пачкой денег перед лицом сокрушенного ботаника. И с усмешкой, добавляет уничтожающие комментарии.
Я, громко, приказным тоном, со властью, говорю: «Слышишь ты! Быстро отдал человеку деньги!»
Произнося это, забираю деньги из руки замершего от неожиданного наезда карманника и отдаю ограбленное ботанику.
Урки задергались в замешательстве, воспламенились яростью, но осмотревшись, увидев, что я один, я не опер, и их никто не принимает, вышли из оцепенения: «Ты кто такой?»
Когда учился на факультете «Экономической безопасности» в УИПА изучал криминалистику. В криминалистике есть такой полезный раздел виктимология, о связи преступника и потенциальной жертвы. Преступник, выбирая жертву заранее рисует модель поведения жертвы, если жертва ведет себя в рамках модели, то преступнику ничто не мешает осуществить свой замысел. Сталкиваясь с преступником важно сходу ломать его стереотип. К примеру, ночью в темном переулке на вопрос есть закурить!? Выдать встречный вопрос на засыпку — а как пройти в библиотеку!?
И по опыту знал — в таких случаях важно не давать уголовникам опомниться, собраться с мыслями, я им говорю: «Ну, что блатари влипли!? Вы для ментов сладкие! Сейчас вас запакуют, и вы добыча, на вас менты кормятся, вы корм!»

Страх в сознании нападающего должен стать доминантой, надо найти его страх и мгновенно активировать. Враг должен видеть себя с петлей на шее и дрожать от мысли, что ты сейчас выбьешь из под его ног табуретку.
Но как я не пру на них потоком текста, они постепенно отходят от шока, видят, что я один и на них сходит откровение. Они, с явным облегчением выдыхают: «Так ты, активист!?»
К слову, прошли годы, но в том определении прозревших урок, я нахожу себя по сей день.
Карманники начинают давить, пытаются замахнуться, но и я давлю морально, проговариваю, вбиваю им в мозг образ будущего, который им явно не по нутру.
Давно заметил, что человек не может нанести удар первым, если не обладает чувством морального превосходства. Если он сам в себе всесторонне не обосновал это действие.
До конечной остановки, с Отакара до Научной надо было проехать три остановки. Одну остановку говорили урки с ботаником, вторую я с ними, оставалось проехать еще одну. На конечной станции, в метро милиция.
Предлагают выйти. Я отвечаю: «Мне не здесь выходить. А на следующей выйдем, сдам вас ментам.» Я продолжаю их прессовать потоком встречного текста, но умом понимаю, что влип, но отступать уже некуда.
Троллейбус открыл двери на конечной, все пассажиры давно уплотнились впереди троллейбуса и быстро, не оборачиваясь, выходили через переднюю и среднюю дверь. Урки вышли из задней двери, встали с двух сторон и ждут меня с нетерпением. Думаю, не по чину мне теперь бежать через переднюю дверь, надо идти до конца. Даже в этих условиях есть место для шага вперед. Делаю шаг на ступеньку вниз, прижимаю локти к бокам на случай, если ударят ножичком.
Сзади голос: "Помощь нужна?"

Поворачиваюсь, за мной стоит здоровый качок в белой футболке, поигрывает мускулатурой.
Говорю ему: «Был бы таким как ты, сам бы раскидал. А так не откажусь.»
Поворачиваюсь к уркам: «Ну что? Вы что-то хотели сказать?»
Карманники изменились в лице, присели и рванули в разные стороны.
Вот как бывает, мгновение назад, когда я стоял на ступеньке у дверей троллейбуса, был обжат страхом, но ступил на асфальт уже триумфатором!
Оказалось, что, когда я дискутировал с ворами, ботаник нашел в троллейбусе качка и объяснил ему ситуацию.
Вступая в противоборство с уголовниками — я думал, что слово мною транслируемое мгновенно обесценится, перестанет действовать на души людей, потеряет трансцендентное измерение, если я сам не буду жить по этому слову.

А человеку важно стремиться думать, говорить и делать одно тоже. Ведь это значит собрать себя воедино, открыть в себе образ Троичного Богоподобия. Человек НАС-троенный отличается от РАС-строенного вектором своего пути. 
Здоровенный качок в свою очередь наверняка подумал о том, что его накаченные банки, если он не вмешается, станут пустой бутафорией, если он пройдет мимо, а на его глазах умесят худощавого журналиста, заступившегося за ботаника. В собственных глазах он станет накачанным фриком. Его будет неотвязно преследовать один простой вопрос — кто ты после этого?
Все вместе мы спустились в метро. Ботаник написал заявление в милицию, а мы с качком выступили свидетелями. Посмеялись над урками, представив, как мерзко они себя сейчас чувствуют, обвиняя друг друга в потере добычи и выясняя между собой кто из них больший дебил.
До Лины я долетел в невероятном радостном чувстве, отдал ей дискету на вычитку. Внезапный жизненный экзамен сдан! Я уже не умом, а душой ощущал, знал, что такое энергия веры! Ощущал, что там, в невидимой мне сфере, незримый высший предстоящий переключил стрелу на моем жизненном пути в нужную сторону.

Потом, анализируя случившееся, понял, что, если ты берешься учительствовать, транслировать что-то высокое, красивое, претендуешь на духовное превосходство, Бог рано или поздно проверит тебя на последовательность. Веру всякого берущегося учительствовать Господь обязательно испытает через обстоятельства, но и креста непосильного не даст. Сказано: «Не многие делайтесь учителями» (Иак. 3:1). Не потому ли, что учительствовать и тяжело, и опасно? Ведь и в той посланной мне ситуации — помощь, и защита уже были предусмотрены свыше, но я об этом не был предупрежден, потому что наше человеческое дело учиться ходить по вере, а не по знанию.

Сергей Моисеев
Воспоминание записал
14 апреля 2023.