Серафим Саровский — один из немногих православных святых, почитаемый практически всеми конфессиями. Сегодня для нас с именем преподобного Серафима Саровского связаны три основных смысла.
Во-первых, осмысление, осознание будущего России, потому что Серафим Саровский обладал даром предвидения и пророчества, и в начале 19-го века предсказал будущее России на столетия вперед. Что касается 19-го и 20-го веков — можно уверенно говорить: «сбылось». Он предсказал восстание декабристов, и чем оно закончится. Он предсказал будущее царя и революцию, и чем все это закончится. Это такой формат служения Отчизне. И волей-неволей задумываешься сегодня о пророчествах Серафима Саровского, моделируя стратегию развития России на десятки лет вперед.

Второе — это осмысление, осознание цели жизни. Рано или поздно каждый начинает искать цель и смысл жизни. В известной беседе с Мотовиловым Серафим Саровский дает самый серьезный ответ на этот вопрос. 

Одним словом не возможно сказать смысл жизни в том то и том то. Возьмите тексты бесед Серафима Саровского с купцом Мотовиловым и почитайте. И третий смысл образа батюшки Серафима — это образ высокого подвижничества.
Серафим 46 лет провел в затворе, в духовном поиске, ставшем настоящим подвигом, а потом сотворил огромное количество исцелений, каждое из которых зафиксировано документально. И до сих пор удивляешься, читая удивительные справки и факты чудес, которые произошли за последние восемь лет его служения людям.
Духовная радость проникала старца настолько, что его никогда не видели печальным или унывающим, и это радостное настроение духа он старался передавать и другим. Из добродетелей христианских его более всего украшали кротость и незлобие, крайнее смирение и нестяжательность.
Вот что пишет о преподобном иеромонах Серафим Роуз:»Бог есть огонь» — в этих словах избранник Божий преподобный Серафим Саровский напоминает нам не только о величии славы Божией, но и о наших собственных возможностях и чаяниях, ибо никто не может приблизиться к Богу до тех пор, пока сам не станет огнём. Это не просто фигура речи, но духовная истина, засвидетельствованная жизнью многих святых. Христианских подвижников, которые должны были бы умереть зимой от морозов, согревала теплота внутреннего духовного огня, и даже мирянин Мотовилов по милости Божией сподобился ощутить такую теплоту в присутствии Преподобного Серафима и узреть святого как бы в центре ослепительного солнца».
Приведем лишь некоторые духовные наставления Преподобного Серафима Саровского мирянам и инокам «О попечении о душе... Нам всё старание должно иметь о душе; тело же подкреплять для того только, чтобы оно способствовало к подкреплению духа.
Если самовольно изнурим своё тело до того, что изнурится и дух, то таковое удручение будет безрассудное, хотя бы сие делалось для снискания добродетели».
«Молитва, пост, бдение, и всякие другие дела христианские, сколько ни хороши они сами по себе, однако, не в делании их состоит цель нашей христианской жизни, хотя они и служат необходимыми средствами для достижения её. Истинная же цель нашей христианской жизни состоит в стяжании Духа Святого Божьего. Заметьте, батюшка, что лишь только ради Христа делаемое доброе дело приносит нам плоды Святого Духа. Всё же не ради Христа делаемое, хотя и доброе, но мзды в жизни будущего века нам не представляет, да и в здешней жизни благодати Божией нам не даёт».
«Конечно, всякая добродетель, творимая ради Христа, даёт благодать Духа Святого, но более всего даёт молитва, потому что она как бы всегда в руках наших, как орудие для стяжания благодати Духа. Захотели бы вы, например, в Церковь сходить, да либо Церкви нет, либо служба отошла; захотели бы нищему подать, да нищего нет, либо нечего дать; захотели бы девство соблюсти, да по сложению вашему, либо по усилиям вражеских козней, которым вы по немощи человеческой противостоять не можете, сил нет этого исполнить; захотели бы и другую, какую добродетель ради Христа сделать, да тоже сил нет, или случая сыскать не можно. А до молитвы это уже никак не относится: на неё всякому и всегда есть возможность — и богатому, и бедному, и знатному, и простому, и сильному, и слабому, и здоровому, и больному, и праведному, и грешнику. Велика сила молитвы, и она более всего приносит Духа Божьего и её удобнее всего каждому исправлять. Молитвою мы с Всеблагим и Животворящим Богом и Спасом нашим беседовать удостаиваемся, но и тут надобно молиться лишь до тех пор, пока Бог Дух Святый не сойдёт на нас в известных ему мерах небесной Своей благодати. И когда благоволит Он посетить нас, то надлежит уже перестать молиться. Чего же молиться тогда Ему: «прииди и вселися в ны и очисти ны от всякие скверны, и спаси, Блаже, души наши», когда уже пришёл Он к нам, спасти нас, уповающих на Него и призывающих Имя Его святое во истине, то есть с тем, чтобы смиренно, и с любовью встретить Его, Утешителя, внутрь храмин душ наших, алчущих и жаждующих Его пришествия».
«Для сего нужно отражать первое нападение греховных помыслов и движений и рассевать их от земли сердца нашего. Пока дети Вавилонские, то есть движения и помыслы злые, ещё младенцы, должно разбивать и сокрушать их о камень, который есть Христос; особенно же нужно сокрушать следующие три страсти: чревоугодие, сребролюбие и тщеславие, которыми ухищрялся дьявол искусить даже Самого Господа нашего Иисуса Христа в конце подвигов Его в пустыне».
«С величайшею ревностию принялся он (Прохор, будущий старец Серафим) за дело нравственного перевоспитания себя, постоянного наблюдения за собою и стремления к совершенству, в каком состоит всё призвание и назначение монаха. Постоянною деятельностью он старался предохранить себя от скуки, которую считал одним из опаснейших для инока искушений. «Болезнь сия врачуется, говорил он впоследствии по собственному опыту, — молитвою, воздержанием от празднословия, посильным рукоделием, чтением слова Божия и терпением, потому что и рождается она от малодушия, и праздности, и празднословия».
«Серафим всегда говорил то, что в данных обстоятельствах было самое важное, самое нужное для человека. Речь его ещё потому имела такую силу, что сам он первый исполнял всё то, чему учил других. По прекрасному, меткому выражению о. Серафима: «Учить других — это как с высокой колокольни бросать камни вниз; а самому исполнять — это как с мешком камней на спине подниматься на высокую колокольню». Свои благодатные дары старец таил, не открывая их без крайней нужды. Вообще он был сторонник сосредоточенной жизни и находил, что и мирским людям надо быть сдержанными и не открываться легко другим людям. Вот что он пишет по этому поводу: «Не должно без нужды другому открывать сердца своего. Из тысячи найти можно только одного, который бы сохранил твою тайну. Когда мы сами не сохраним её в себе, как можем надеяться, что она будет сохранена другим? Когда случится быть среди людей в мире, о духовных вещах говорить не должно, особенно когда в них не примечается и желания к слушанию. Всеми мерами должно стараться скрывать в себе сокровище дарований: в противном случае потеряешь и не найдёшь. Ибо, по изречению святого Исаака Сирина, лучше есть помощь, яже от хранения, паче помощи, яже от дел. Когда же надобность потребует, или дело дойдёт, то откровенно во славу Божию действовать должно».
«Духом о. Серафим знал многих подвижников. Известны, например, его полные изумительной прозорливости отношения к Георгию, затворнику Задонскому, к затворнику Ачинскому (в Сибири) Даниилу.
Затворника долгое время смущал помысл, не перейти ли ему из Задонского монастыря в другой монастырь. Два года он боролся с этим помыслом, никому его не открывая. Однажды келейник его докладывает ему, что пришёл странник с поручением от старца Саровского Серафима, которое он желает передать лично. Когда странник был допущен к затворнику, он сказал: «Отец Серафим приказал тебе сказать: стыдно-де, столько лет сидевши в затворе, побеждаться такими вражескими помыслами, чтобы оставить сие место. Никуда не ходи. Пресвятая Богородица велит тебе здесь оставаться. Сказав эти слова, престарелый странник поклонился и вышел. Некоторое время, в глубочайшем изумлении тому, что о. Серафим издалека послал ему ответ на тайный помысел, неподвижно стоял затворник. Опомнясь, послал келейника вдогонку за ним, чтобы подробно расспросить его. Но ни в монастыре, ни за монастырём странника не могли уже найти».
«Елене Васильевне Мантуровой старец велел в виде послушания постоянно читать акафист, псалтырь, псалмы и правила с утренею, а днём прясть, чему она должна была ещё научиться. Ещё он заповедал ей, сколько можно, проводить время в молчании, отвечая лишь на самые нужные вопросы. Велел всегда быть в занятии, строже поститься. От пробуждения до обеда велел ей творить молитву Иисусову, а от обеда до сна молитву: «Пресвятая Богородица, спаси нас!» «Вечером, — говорил ей старец, — выйди во двор и молись сто раз Иисусу, сто раз Владычице, и никому не сказывай, а только молись, чтобы никто не видал. И пока Жених твой в отсутствии, ты не унывай, а крепись лишь и больше мужайся. Так молитвою, вечно неразлучною молитвою, и приготовляйся ко встрече с Ним».
«Немного спустя он послал за Еленой Васильевной, которая пришла к нему в сопровождении послушницы Ксении. — Радость моя, — сказал старец, — ты меня всегда слушала. Можешь ли и теперь исполнить одно послушание, которое я хочу тебе дать? — Я всегда слушала вас, батюшка, — отвечала она, — послушаю вас и теперь.
— Вот видишь ли, — стал тогда говорить старец, — пришло Михаилу Васильевичу (Мантурову, брату её) время умереть, он болен, и ему нужно умереть. А он нужен для обители, для сирот Дивеевских. Так вот и послушание тебе: умри ты за Михаила Васильевича. — Благословите, батюшка! Таков был покорный ответ великой послушницы старца. Много беседовал с ней в этот раз старец, успокаивая её и говоря ей о сладости смерти, о безграничном счастье будущей жизни. — Батюшка, я боюсь смерти, — сказала вдруг Елена Васильевна. — Радость моя, — ответил ей старец, — что нам с тобой бояться смерти? Для нас с тобой будет лишь вечная радость.
Простилась Елена Васильевна со старцем, стала выходить из кельи, но на пороге упала на руки подхватившей её послушницы Ксении. Старец велел положить её в своих сенях на приготовленный им для себя гроб, вспрыснул ей святой водой, дал ей испить, и тем привёл её в чувство. Вернулась она домой и, больная, легла в постель, говоря: «теперь я уже больше не встану!» Болезнь её была непродолжительна, всего несколько дней. Тих и мирен был последний вздох подвижницы, и чистая душа её, освобождённая от уз тела, ликуя понеслась в небесную отчизну. Совершилось это 28-го мая 1832 года, накануне Троицына дня, после семилетнего пребывания Елены Васильевны в Дивееве. Она жила на земле 27 лет.
Ксения ушла в слезах в Дивеев, а сосед по комнате о. Серафима видел, как он долго ходил в сильном волнении, говоря сам с собой: «Ничего не понимают! Плачут!.. А кабы видели, как душа-то её летела! Как птица вспорхнула! Херувимы и Серафимы расступились».
Мотовилов вспоминал: «В подтверждение же того, что ещё много на земле Русской осталось верных Господу нашему Иисусу Христу православных и благочестиво живущих, батюшка Серафим сказывал некогда одному знакомому моему, то ли отцу Гурию, бывшему гостиннику Саровскому, то ли отцу Симеону, хозяину Маслищенского двора, — что однажды, бывши в духе, видел он всю землю Русскую, и была она исполнена и как бы покрыта дымом молитв верующих, молящихся ко Господу».
В 1903 году произошла канонизация преподобного отца Серафима, Николаю II было передано пророчество о судьбе России и его трагической участи, вот что писали очевидцы этого события — «От Прасковьи Ивановны (Саровской блаженной) поехали к Елене Ивановне Мотовиловой. Государю было известно, что она хранила переданное ей Н. А. Мотовиловым письмо, написанное преподобным Серафимом и адресованное Государю Императору. Это письмо преподобный Серафим написал, запечатал мягким хлебом, передал Николаю Александровичу Мотовилову со словами: — Ты не доживёшь, а жена твоя доживёт, когда в Дивеево приедет вся Царская фамилия, и Царь придёт к ней. Пусть она ему передаст. Мне рассказывала Наталия Леонидовна Чичагова, что когда Государь принял письмо, с благоговением положил его в грудной карман, сказав, что будет читать после. А Елена Ивановна сделалась в духе и долго, полтора или два часа им говорила, а что, сама после не помнила.
Когда Государь прочитал письмо, уже вернувшись в игуменский корпус, он горько заплакал. Придворные утешали его, говоря, что хотя батюшка Серафим и святой, но может ошибаться, но Государь плакал безутешно. Содержание письма осталось никому не известно. В тот же день, 20 июля, к вечеру все уехали из Дивеева. После этого со всеми серьёзными вопросами Государь обращался к Прасковье Ивановне, посылал к ней великих князей. Евдокия Ивановна говорила, что не успевал один уехать, другой приезжал. После смерти келейницы Прасковьи Ивановны, матушки Серафимы, спрашивали всё через Евдокию Ивановну. Она передавала, что Прасковья Ивановна сказала: — Государь, сойди с престола сам! Блаженная умерла в августе 1915 года. Перед смертью она всё клала земные поклоны перед портретом Государя. Когда она уже была не в силах, то её опускали и поднимали келейницы.
— Что ты, мамашенька, так на Государя-то молишься? — Глупые, он выше всех царей будет. Было два портрета царских: вдвоём с Государыней и он один. Но она кланялась тому портрету, где он был один. Ещё она говорила про Государя: — Не знай преподобный, не знай мученик! Незадолго до своей смерти Прасковья Ивановна сняла портрет Государя и поцеловала в ножки со словами: Миленький уже при конце».
Тернист и сложен путь к Богу, и каждый идет к нему своим непроторенным путем. Люди научились накапливать и передавать знания прикладного характера, касающиеся внешней жизни. Но мы практически не способны делиться мистическим духовным опытом друг с другом — это сфера, которую ни словом сказать ни пером описать. Это внутреннее непередаваемое достояние человека. Слово не может выразить всей глубины тех или иных ярких духовных переживаний.
Мы можем уловить лишь отблески того огня, который был открыт Серафиму. И тем не менее записки Н.А. Мотовилова обладают невероятной ценностью, они являют нам духовную высоту подвижника Христова, его духовный опыт и свет, исходящий от личности преподобного Серафима, в трудные минуты хранит нас от сомнений и маловерия: «— Вот что я тебе скажу об убогом Серафиме, — сказал мне старец: некогда, читая в Евангелии от Иоанна слова Спасителя, что в дому Отца Моего Его обители много суть, я убогий остановился на них мыслию, и возжелал видеть сии небесные жилища. Пять дней и ночей провёл я в бдении и молитве, прося у Господа благодати того видения. И Господь действительно по великой Своей милости, не лишил меня утешения по вере моей, и показал мне сии вечные кровы, в которых я, бедный странник земной, минутно туда восхищённый (в теле или бестелесно, не знаю) видел неисповедимую красоту небесную и живущих там: великого Предтечу и Крестителя Господня Иоанна, апостолов, святителей, мучеников и преподобных отцов наших: Антония Великого, Павла Фивейского, Савву Освящённаго, Онуфрия Великого, Марка Фрачевского, и всех святых, сияющих в неизречённой славе и радости, каких око не видело, ухо не слышало, и на помышление человеку не приходило, но какие уготовал Бог любящим Его».
Сергей Сафронов

Архив газеты "тайны века", Харьков, 2004