В период господства коммунистического режима в России (1917-1991 гг.) диалектический материализм играл в этой стране, по меткому замечанию Борна, роль государственной религии и принудительно навязывался физике в качестве «единственно верной научной методологии» — несмотря на то, что даже Ленин отмечал невозможность опровергнуть последовательно мыслящего идеалиста логическим путем, утверждая при этом, что право на окончательный приговор принадлежит критерию общественной практики.
Однако и «общественная практика» конца XX века с ее основным итогом — глобальным крушением мировой коммунистической системы — вряд ли свидетельствует в пользу «материалистического понимания истории».
В этой связи представляется уместным предпринимаемый здесь опыт обсуждения связи между современной теоретической физикой и объективным идеализмом. Впрочем, главным поводом для такого обсуждения представляется отнюдь не изменение политической конъюнктуры, дозволяющее запоздалую «смену вех», а начавшаяся на заре XX века с появлением специальной теории относительности (СТО) смена парадигм внутри самой физики. И если физика XIX столетия, характеризовавшаяся открытием закона сохранения и превращения энергии, успехами молекулярно-кинетической теории вещества, представлялась созвучной материализму Демокрита — Энгельса, то физике нашего века, по нашему мнению, более созвучна вера в разумное деятельное начало которой придерживались объективные идеалисты — Платон, Кант и Гегель.
Некогда Резерфорд заметил: «Все науки о природе делятся на физику и коллекционирование марок». В самом деле, из всех естественно научных дисциплин лишь физике удалось радикальным образом преодолеть период «описательной зоологии», заменяя представление о ряде «клеток с различными зверями» представлением о ряде состояний «одного и того же зверя».
Главным инструментом преодоления «описательной зоологии» в физике, радикально устраняющей излишние сущности, выступает математический аппарат: его непостижимая эффективность в физике как раз и выделяет эту последнюю из остальных ветвей естествознания.
Существует стереотип мышления: «физика — прежде всего наука опытная». Разумеется, в основании физического знания с неизбежностью присутствует экспериментальная компонента, но ее удельный вес там значительно ниже, чем, например, в ботанике.
Ограниченная роль опыта обусловлена, тем, что круг наших экспериментов очерчивается нашим же разумом.
Экспериментальные возможности макроскопических приборов ограничены. В мегамире невозможна постановка глобально-космического эксперимента.
И сами результаты экспериментов будут относительны. Наблюдатели, движущиеся с различными скоростями друг относительно друга, найдут различными размеры одного и того же тела и длительность одного и того же процесса.
Словом, отныне время само по себе и пространство само по себе должны сделаться всецело тенями, и только особого рода их сочетание сохранит самостоятельность. Этой «самостоятельностью», или, точнее говоря, реальностью, обладает 4-мерный интервал между событиями; однако, он находится в области незримой, а наши приборы измеряют лишь «тени — пространственную и временную проекции, оказывающиеся различными для различных наблюдателей. Таким образом, в физике адекватно реализуется мысль, заключенная в четверостишии из стихотворения Владимира Соловьева.
Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами —
Только отблеск, только тени
От незримого очами?
То же самое относится решительно ко всем результатам физических измерений: они регистрируют лишь тени на стене платоновой пещеры.
Эту ситуацию удобно иллюстрировать следующей аналогией. Известно, что в языке эскимосов прошлого века отсутствовало слово «морж», несмотря на то, что охота на моржей занимала значительную часть их времени: «морж на льдине» обозначался в этом языке одним существительным, «морж в воде» — другим.
На деле же, в реальности, есть только один-единственный «морж», а наши трехмерные приборы позволяют нам видеть порознь его «спинку» и «брюшко», обозначаемые нами.
В 1928 г. Поль Дирак впервые ввел в физику представление о принципиально не наблюдаемой сущности: он предложил рассматривать вакуум не как пустое пространство.
Надо ли говорить, что дираковский вакуум соответствует платонову эону (состоянию «относительного небытия») на стене платоновой пещеры, или, пользуясь терминологией адвайта-веданты, на иллюзорному «покрывалу майи».
В советский период отечественной науки лишь немногие отважные одиночки находили в себе мужество печатно признать платонов дух физики XX века: «Итак, исследователь, имеющий дело с современной теорией элементарных частиц, напоминает тех, кто сидит в платоновой пещере спиной к огню и пытается по пляскам теней на стене определить, что происходит с предметами, движущимися у него за спиной и отбрасывающими эти тени. Мы не знаем, что представляет собой «внутренний мир»элементарных частиц, какова природа внутренних симметрий. Тем не менее по отражениям этих внутренних свойств, улавливаемым нашими приборами, макроскопическими и трехмерными, мы пытаемся восстановить происходящее в этом загадочном и недоступном мире, который называется «элементарная частица». Но если мы не можем «обернуться» и «увидеть сущность», то можно попробовать понять, как получается «тень» и что такое «огонь». Видя отражение и зная, как оно получается, мы могли бы построить сущность».
«Пляски теней на стене» (т.е. регистрируемые нашими приборами явления) подчинены закономерностям, наблюдаемым нами на опыте. Можно построить теорию, обобщающую данные опыта и объясняющую эти законы.
Таким образом, подлинный «директорат природы», определяющий направление происходящих в ней процессов и выбор путей для них, полностью находится в эйдосе, в мире подлинного бытия.
Материя есть не более, чем покрывало майи, стена платоновой пещеры. Вот наглядный пример: опыты Резерфорда 1911 года доказали, что ядро атома занимает в нем столько места, сколько горошина в небоскребе. Между тем, когда я стучу кулаком по столу, «резерфордовы пустоты» моего кулака отнюдь не проваливаются в такие же пустоты стола.
Эддингтон считал результаты опытов Резерфорда гораздо более удивительными: «Разница между современными и прежними представлениями о Вселенной заключается не столько в перестройке понятий пространства и времени, произведенной Энштейном, сколько в том, что все, считавшееся наиболее прочным, теперь рассматривается как совокупность крошечных сгустков, движущихся в пустоте. Это последнее обстоятельство особенно сильно бьет по тем, которые думают, что истинная природа вещей более или менее соответствует их внешнему виду».
По-видимому, худшим из заблуждений является вера в очевидность.
Таким образом встречаются разум человека, пусть слабый и блуждающий в поисках истины, и платонов эйдос, подлинная реальность, принципиально умопостигаемая, последнее обстоятельство, несомненно, указывает на высокое предназначение человека в платоновой схеме.
Что же касается пространства и времени, то мы не можем признать их атрибутами материи, ибо их свойства не могут быть найдены из наблюдений за «пляской теней». Это отчетливо понял еще Пуанкаре в конце XIX века.
Наблюдаемая нами на покрывале майи евклидова геометрия иллюзорна: достаточно стать на вращающуюся платформу — и геометрия мира перестанет быть евклидовой. Подлинной реальностью, управляющей наблюдаемым на опыте движением тел, оказался четырехмерный мир.
Оказалось, что четырехмерный эйнштейнов мир, внутри которого трехмерный объем Вселенной бесконечен. Итак, бесконечное «размещается» внутри конечного! Это противоречит здравому смыслу, но превосходно иллюстрирует таинство причастия, когда Сам Господь в преосуществленном хлебе и вине предлагает Себя человеку.
Что же касается времени жизни Вселенной, то современная космология предлагает нам две альтернативы: 1) вечная цикличность с переходом каждый раз через сингулярность, означающим полное разрушение всех форм структуры материи (эта альтернатива созвучна древнеиндийской мифологической идее смены «дней Брамы»); 2) Большой Взрыв — одноактное творение Вселенной (созвучие с версией Ветхого Завета). Физики, по ряду причин, обычно предпочитают вторую альтернативу.
Ныне, чрезвычайно активно обсуждается вариант по которому Вселенная должна была развиваться только таким образом, чтобы обусловить появление человека и — благодаря ему — «познать себя внутри себя». Этот принцип соответствует гегелевской концепции самосознания абсолютной идеи мирового Духа, реализующейся в человеке.
Мы видим: научные и религиозные средства постижения реальности не могут быть объединены структурно в логическую схему: они находятся в соотношении дополнительности, и синтез религиозной и научной картин мира может быть достигнут лишь путем их созвучий, гармонии.
Мы стремились напомнить, что малое знание удалят человека от Бога, а большое приближает к Нему.
Виктор Тихомиров
Архив газеты "Тайны века", Харьков, 2006