В газете «Южный Край», издававшейся в Харькове на рубеже ХХ века, сообщалось о необычайном явлении, происшедшем в Саровской пустыне на могиле преподобного Серафима, очевидцем которого был харьковский землевладелец Николай Елисеевич Кривошеев.
У Кривошеева был приятель, в высшей степени умный и образованный человек. Служил он в военном ведомстве, отрицал живую личность Творца, Его благую волю; в себя, впрочем, крепко верил. Бога нет, говорил он, святости также нет и личного бессмертия. Есть только силы природы, несокрушимые, но бессознательные, как воздух, как пламя.
Вот с ним то, да еще с тремя приятелями Кривошееву довелось посетить Саровскую пустынь. Торжественное служение и удивительные сказания о чудесах и деяниях старца Серафима наполняли душу таким благоговением, что колени невольно сгибались. Жутко и легко становилось на сердце. Вот Он, посредник между людьми и Богом, крепкое звено между временной жизнью и вечностью. Философ улыбался, забавляясь всеобщим умилением: «Экие, дескать, чудесники! Чуда нет и не может быть. Чудо - это скала на пути сил природы.
Сила об нее должна разбиться или изменить направление, и все пойдет вверх дном. Но этого пока нет, все стройно и прекрасно, и значит, чуда нет».
Кривошееву надоело его умничание: «Что ты с ним рассуждаешь? Мы — народ мелкий, — сказал он Ему. — Поди-ка, потолкуй с наибольшим. Старец Серафим из могилы ответит, из райской обители отзовется».
«Разве? — прищурился тот. — Это любопытно. Пойдем на дознание».
И компания направилась к могиле угодника. «Признаюсь, мне было страшно, — передавал Кривошеев. — Товарищи мои казались не совсем спокойными, и только умник улыбался, по обыкновению. Время было под вечер. Тихо и торжественно было в небе, а около могилы еще тише и торжественнее. Я остановился в нескольких шагах. Сердце сильно билось. Не дерзость-ли с нашей стороны — тревожить прах святого для какого-то опыта. Ведь это, в сущности, опыт. Мне очень хотелось убежать. Но умник уже стоял на могиле и, положив руку на крест, окинул нас презрительным взглядом...
Как вдруг... Что-то пронеслось в воздухе, земля дрогнула, могила словно выросла, и крест покачнулся с такою силою, что философ отлетел шагов на пятнадцать и тяжело рухнул на землю. Я едва устоял на ногах и, должно быть, потерял сознание, а когда опомнился, все было по-прежнему, тихо. Умник стоял в стороне, прижавшись к дереву. Я подошел к нему. Он плакал.
— Ну что, наткнулся на камень, — не вытерпел я и кольнул приятеля.
Он обернулся ко мне, не скрывая слез.
— Не камень, а камни, одни камни и мусор. Здание, которое я воздвигал всю жизнь, разбито, разрушено. Надо создавать новое, хватит ли сил, не знаю, — и он снова припал к дереву».
Герой рассказа не назван по имени. Да и к чему оно? Кому известно,—кроме Бога, да Его угодника; где бродил он после описанного случая и что воздвигал, оставив службу и скрывшись тайком из родных мест.
Архив газеты "Тайны века", Харьков, 2004