Весна 1942 г. вселяла в сердца советских людей надежды. Массовый героизм красноармейцев, командиров и политработников навсегда похоронил в снегах Подмосковья гитлеровский план «молниеносной войны». Неприступной твердыней стал для врага Ленинград. Потеряв инициативу на Восточном фронте, фашистские войска перешли к обороне.
«Красной Армии — добиться того, чтобы 1942 год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения советской земли от гитлеровских мерзавцев!» — этот призыв из первомайского приказа народного Комиссара Обороны Сталина вдохновлял народ на новые подвиги на фронте и в тылу.

Генеральный штаб считал, что предстоящим летом основной ареной борьбы станет Центральное направление — московское. В Генштабе сходились на мысли, что, поскольку для нашего генерального наступления не хватает необходимых сил и средств, лучше пока ограничиться стратегической обороной. Затем, хорошо подготовившись и накопив резервы, обрушиться на врага.
Германия сосредоточила весной 1942 года на решающем Восточном фронте 80 процентов своих вооруженных сил: более чем шестимиллионную армию, 3230 танков и штурмовых орудий, 3400 боевых самолетов, до 43 тысяч орудий и минометов. В людях и авиации немецкие войска по-прежнему превосходили советские. У нас было несколько больше танков, но по качеству значительная часть их уступала вражеским.
Гитлер выбрал одно направление — южное крыло Восточного фронта.
Ставка Верховного Главнокомандования не разгадала планы врага. В генштабе считали, что он, прежде всего будет стараться захватить Москву, и настойчиво предлагалось провести крупное наступление под Харьковом, за успех которого командование направления «ручалось головой».
После войны мы научились описывать наши победы, однако стыдливо умалчивали о собственных просчетах и неудачах. И даже сейчас, спустя полвека, мы мало что знаем об окружении наших войск в районе Изюма и Барвенково.
В официальных исторических трудах, во многих мемуарах военачальников Харьковское сражение лишь упоминается или описывается предельно скупо, в общих чертах.
Руководители бывшего Советского Союза не желали, чтобы им напоминали о крупном провале в годы войны и его причинах.
Оно и понятно: трудно было объяснить, почему громкие и многообещающие заверения об успехе оказались пустыми, безответственными словами, почему страна снова потеряла тысячи своих защитников, а 20 генералов попали в плен.
Таких поражений в истории войн немного. Все причастные к нему, спасая себя, старались вычеркнуть это событие из нашей истории и памяти народа.
Правда была убита под Харьковом в 1942 г. Однако человек не может жить без веры и надежды на будущее. Но для этого он должен знать прошлое, чтобы не повторять ошибок, знать истину, какой бы горькой она ни была. Поэтому, хоть с опозданием, необходимо восстановить картину Харьковского сражения. Ради исторической правды и справедливости, ради увековечения памяти погибших и пропавших без вести в той жестокой и кровавой битве.
ДИСПОЗИЦИЯ
К весне 1942 г. советские войска занимали на правом берегу реки Северский Донец обширный барвенковский выступ глубиной 90 и шириной 110 километров. Этот выступ нависал с севера над донбасской группировкой противника (армейской группой «Клейст»), а с юга охватывал его харьковскую группировку (6-ю немецкую армию Паулюса). В то же время немецкие войска, удерживая районы Балаклеи и Славянска, занимали выгодное положение для нанесения встречных ударов под основание барвенковского выступа...
Чтобы достичь прорыва в глубь страны, фашистское командование особое внимание уделяло ликвидации опасного барвенковского выступа, чтобы потом использовать его для дальнейшего наступления на Восток.
План операции получил кодовое название «Фридерикус-1». Наступать предполагали 18 мая. Ликвидировать выступ решили двумя ударами силами 6-й армии Паулюса из района Балаклеи и армейской группы «Клейст» из Славянска и Александровки.
Так весной 1942 года под Харьковом столкнулись стратегические замыслы советского и фашистского командования. Каждая сторона готовилась осуществить здесь крупную военную операцию и возлагала на нее огромные надежды.
План, утвержденный главкомом советской армии, предусматривал осуществление двух ударов по сходящимся линиям в направлении Харькова, разгром здесь группировки врага и создание условий для организации наступления на Днепропетровском направлении уже с участием Южного фронта.
Оборону противника удалось сломить в самом начале сражения южнее Харькова. Воины 393-й стрелковой дивизии в течение дня освободили 13 населенных пунктов.
Бойцы и командиры рвались вперед. И все же, несмотря на массовый героизм воинов, инициативу многих командиров, общие итоги первого дня боевых действий оказались хуже, чем рассчитывало командование фронта. Одна неожиданность следовала за другой.
Скоро выяснилось, что на передовую прибыли свежие немецкие части, которые наша разведка накануне не смогла выявить.
Четыре дня шли напряженные и кровопролитные бои. Войска Красной Армии упорно пробивались к Харькову. Моральный дух у всех был высоким, сражались самоотверженно.
Период легких побед для фашистов давно прошел, боевой дух их заметно снизился. Однако Германия еще обладала огромными людскими и материальными ресурсами.
В сводке с фронта приводились такие цифры: наши войска продвинулись на 30-60 км и освободили 300 населенных пунктов, захватили в плен свыше 1200 солдат и офицеров противника, а также немалые трофеи. За это время, указывалось в сводке, уничтожено свыше 12 000 гитлеровцев, 400 танков, 210 орудий, 147 самолетов, около 700 автомашин. «Наступление продолжается» — такими словами заканчивалось сообщение Сов-информбюро.
Но главком направления не предусмотрел мер по разгрому или хотя бы парированию возможных ударов со стороны немецких танковых дивизий, которые в первый же день сражения стали сосредотачиваться северо-восточнее Харькова. И вскоре наши войска понесли немалые потери.
Подвижные оперативные группы, которым предстояло завершить окружение Харькова и добить врага, фактически не были введены в действие. Без пользы простояли в ожидании приказа и два танковых корпуса, предназначенных для развития наступления к югу от областного центра. Все это отрицательно повлияло на ход операции.
Однако командование Юго-Западного направления было настроено довольно оптимистично. 15 мая, в разгар массированных контратак противника, оно уверенно доносило в Ставку о успехах.
РОКОВОЙ ДЕНЬ
Ночью 17 мая на фронте установилось короткое затишье. Измотанные в непрерывных боях красноармейцы спали глубоким сном. В штабах составляли приказы, чертили карты-схемы боевых действий, уточняли потери. Никто не знал и не ведал, что остались считанные часы до крутого поворота событий, до большой беды...
Разведка 9-й армии своевременно и точно определила сосредоточение в районе Краматорска армейской группы «Клейст». К сожалению, ни командование Южного фронта, ни штаб Юго-Западного не приняли во внимание ее тревожные доклады.
Немецкое командование срочно перебрасывало под Харьков новые части. На второй день советского наступления оно смогло сосредоточить две ударные группировки.
Противник настойчиво бил в стык двух наших армий. На угрожающее направление были переброшены 162-я стрелковая дивизия и одна танковая бригада. На пути врага, пытавшегося смять наши позиции, встали танкисты и артиллеристы. Только 13 мая воины 6-й гвардейской, 133-й и других танковых бригад подбили и подожгли 75 вражеских танков.
Стойкость и мужество проявили бронебойцы 622-го стрелкового полка, а также бойцы 46-го артполка 124-й стрелковой дивизии. Ее позиции атаковали 80 фашистских танков с пехотой. Воины не дрогнули, подбили 12 вражеских машин.
Обстановка севернее Харькова продолжала осложняться, фашисты превосходили здесь войска Красной Армии в людских силах и технике. В то же время отдельные наши части, продвигаясь вперед, достигли тылового рубежа врага на правом берегу реки Харьков. Город находился совсем близко. Бойцы уже видели высокие здания, заводские корпуса. Группы кавалеристов вступили на окраины Харькова, беседовали с его жителями, горячо ожидавшими своих освободителей.
Но добиться перелома на этом направлении советскому командованию не удалось.
Бои сразу стали жестокими и напряженными. Об этом говорили и пленные. Вот что рассказал, например, на допросе в штабе обер-ефрейтор Эрвин Пиц из 191-го полка 71-й пехотной дивизии: «Я попал в плен утром 17 мая, вскоре после нашей неудачной контратаки. Результаты этого боя были ужасными. Кругом лежали убитые и раненые немецкие солдаты и офицеры. Из всей нашей роты в живых осталось только несколько человек, которые были захвачены в плен».
Враг нес огромные потери, однако под напором оккупантов одна из дивизий 28-й армии начала отходить, оголяя тыл соседних частей. С большим трудом фронт удалось стабилизировать. Для этого пришлось использовать всю имеющуюся здесь артиллерию и одну кавалерийскую дивизию, взятую из резерва. Соединения 38-й армии в это время отбивали атаки немецких танков под Старым Салтовом. Так что о продолжении нашего наступления севернее Харькова не могло быть и речи.
Тимошенко и его штаб, как и раньше, не представляли себе истинные силы врага, масштабы возникшей опасности.
Первые известия о неблагополучной обстановке на южном фасе барвенковского выступа поступили в Генштаб в первый же день немецкого наступления. Вечером А. М. Василевский, временно исполнявший тогда обязанности его начальника, доложил И. В. Сталину о тяжелом положении и предложил прекратить наступление Юго-Западного фронта, а часть сил ударных группировок направить на ликвидацию возникшей угрозы. В ответ он услышал, что Юго-Западный фронт будет продолжать наступление...»
В течение 18-19 мая положение наших войск на барвенковском выступе значительно ухудшилось. Противник нанес новые удары из районов Барвенково и Долгенькое. Его танковые колонны рвались к Изюму.
Немецкие танки и мотопехота прорвались вперед, в наши тылы. Советским солдатам пришлось занимать оборону часто на случайных, невыгодных для нас позициях.
Противник хорошо знал наши наиболее уязвимые места.
Нарушилась связь с 57й армией и штабом фронта. В результате советские войска в такой ответственный момент оказались без общего руководства и были вынуждены действовать изолированно.
Самоотверженно действовал личный состав 51-й Перекопской стрелковой дивизии. Во время артподготовки фашисты выпустили по ее боевым порядкам лавину огня — до 5000 мин и снарядов. Ее позиции штурмовали мотопехота и танки.
Чувствуя себя уверенно, гитлеровцы на барвенковском выступе шли напролом. Угроза для наших войск быть отрезанными нарастала с каждым часом. А наступление на Харьков согласно приказам главкома не прекращалось. Передовые части 6-й армии пробивались к Мерефе, а подвижной группы генерала Л.В. Бобкина — к Краснограду. Словом, наши войска сами лезли в «мешок», подготовленный гитлеровцами...
Во второй половине дня 19 мая стало ясно, что нашим войскам угрожает полное окружение. Лишь тогда Тимошенко принял решение прекратить наступление на Харьков и организовать отпор врагу. Ставка утвердила его решение. Для выполнения нужна была соответствующая подготовка, в том числе и передислокация соединений.
Однако времени для этого уже не оставалось.
Наступил роковой день — 23 мая 1942 года. Около полудня обе немецкие группировки — танковые дивизии Клейста и части 6-й армии Паулюса — соединились в 10 километрах южнее Балаклеи, отрезав путь отступления нашим войскам.
Отрезанные западнее Северского Донца части Красной Армии спешно объединили в группу «Юг». Ее и возглавил Ф. Я. Костенко. С 23 по 29 мая красноармейцы, в полном окружении вели жестокие бои.
СМЕЛОГО ПУЛЯ БОИТСЯ
Передовые полки и дивизии уже сражались под Мерефой, Борками, Кутузовкой — в 20 километрах от Харькова. И вдруг поступил приказ: отступать! Причем передавался он без всяких объяснений и уточнений, часто без указания маршрута движения.
Солдаты и командиры недоумевали: пролито столько крови, остались считанные километры до главной цели, так почему надо уходить? Им не сообщали, что они окружены и над ними нависла смертельная опасность...
Наспех похоронив погибших товарищей, бойцы походным маршем двигались назад.
99-я стрелковая дивизия только за два дня отразила в районе Лозовой 17 вражеских атак. Ведя непрерывные бои, дивизия 25 мая прорвалась к Северскому Донцу возле поселка Савинцы. Ряды ее сильно поредели, пришлось оставить много техники. Сохранив боевые знамена и основную часть бойцов, полки дивизии переправились на левый берег, избежали угрозы окружения.
Гитлеровцы старались всячески изолировать наши части друг от друга, бить их в отдельности. Понятия «передовая» и «тыл» перестали существовать. Все смешалось, стало единым полем ожесточенного противоборства.
Беззаветной отвагой отличалась боевая группа лейтенанта Нетапова. Она прикрывала отход частей 150-й стрелковой дивизии, попавшей в окружение возле железнодорожной станции Панютино. Группа насчитывала 9 бойцов. В ходе боев к ним примкнули пять воинов 106-й отдельной стрелковой бригады. Они имели на вооружении тягач с легкой пушкой, комплект снарядов к ней и станковый пулемет.
Недалеко от Щебелинки группе пришлось принять свой последний бой. Солдаты отбили две фронтальные атаки гитлеровцев. Тогда на позицию артиллеристов двинулись немецкие танки. Там, где стояло орудие, взметнулся черный фонтан земли. Был уничтожен и расчет пулемета. Одного молодого воина взрывом отбросило в сторону. Раненый и контуженый, он наконец пришел в себя. Вокруг лежали убитые товарищи, грохот боя переместился дальше, на восток. Боец добрался до зеленой посадки, выломал прикорневую веточку ясеня и крепко перевязал руку выше раны. Только он вышел в поле, как налетел вражеский самолет, несколько пуль смертельно обожгли спину солдата.
Женщины, которые прятались неподалеку отсюда, похоронили погибшего. На могилу положили каску. На черенке саперной лопаты прочитали фамилию: «Трегущенко». Прошел год второй, и на месте могильного холмика стало расти деревце. Видимо, от того зеленого отростка, который остался на руке павшего в неравном бою. Лишь после многих лет поисков удалось установить, что это был младший командир родом из села Евгеньевки Одесской области.
Поредевшим частям Красной Армии с каждым часом становилось все труднее.
Вокруг оборонявшихся лежала степь, редкие лесополосы. Они не позволяли укрыться воинам. Тактика фашистов была изуверской, отработанной до мелочей. С утра в небе появлялись самолеты-разведчики и выискивали цели. По их сигналам бомбардировщики налетали даже на небольшие скопления советских бойцов и техники, методично их бомбили. Затем сюда двигались танки и мотопехота.
Попытки восстановить прерванные коммуникации, помочь окруженным предпринимались не раз, но особых результатов не приносили. Успех был достигнут лишь в полосе обороны 38-й армии.
Командиры и штабы отдельных дивизий 38-й армии проявляла инициативу. По их заданию за линию фронта уходили разведчики и смельчаки-добровольцы. За ночь они должны были найти и собрать разрозненные группы бойцов и вывести их к передовой. Часто приходилось пробиваться назад с боем. И все-таки многие солдаты были спасены, вернулись в строй.
Участь тех, кто не смог перейти фронт, добраться до своих, была предрешена.
Фашисты действовали беспощадно. На деревьях возле реки сидели «кукушки» — немецкие снайперы, убивавшие каждого, кто пробирался к берегу.
Советских воинов теснили в балки и овраги. После налета бомбардировщиков туда на большой скорости въезжали танки и давили гусеницами всех подряд, расстреливали из пулеметов. Добивали раненых автоматчики, а тех, кто еще в состоянии был держаться на ногах, сгоняли в колонны. На первой же остановке выявляли командиров, политруков, евреев и здесь же убивали. Выживших ждали концлагеря, голод, нечеловеческие издевательства.
Даже радость вышедших из окружения была преждевременной. Рассказывает В. Ф. Ропотов: «Меня сразу же направили на спецпроверку: не шпион ли? На заседании одной комиссии задали вопрос: «Почему вышел из окружения без людей и оружия?». Не выдержав, я ответил: «Тимошенко и Хрущев сотни тысяч не могли вывести, а что я мог сделать?». За такой «нетактичный» ответ меня направили в штрафной батальон.
Были случаи, когда красноармейцы выходя из окружения ночью атаковали гитлеровцев «тихой смертью» — без единого выстрела, без привычного «ура», расчищая себе дорогу штыком, ножом и лопаткой.
То было жестокое месиво. После одного такого прорыва на поле боя осталось около пяти тысяч солдат и командиров.
Трудным и смертельно опасным был путь из окружения. Несмотря ни на что, удалось пробить спасительную полосу. Она была узкой, не более километра, гитлеровцы не переставали простреливать и бомбить ее, часто атаковали. Однако советские воины выстояли, добились своего. 28 мая были спасены 22 тысячи красноармейцев и командиров. Прорыв изнутри возглавили член Военного совета фронта дивизионный комиссар К.А. Гуров и начальник штаба 6-й армии генерал-майор А.Г. Батюня. Словами трудно передать всю радость спасенных от гибели...
Сколько тогда явилось на сборные пункты воинов, точно неизвестно. Имеются лишь отдельные сведения. Так, из состава 150-й, 270-й и 349-й стрелковых дивизий пробилось к своим соответственно 450, 370 и 425 бойцов и командиров. Но основная масса окруженных погибла или попала в руки врага.
ПОРАЖЕНИЕ: ПРИЧИНЫ И СЛЕДСТВИЯ
Вечером 29 мая бои на правом берегу Северского Донца окончились. Сохранились лишь небольшие очаги нашего сопротивления, которые быстро гасли.
Поражение войск Юго-Западного и Южного фронтов было катастрофическим. Не случайно только через полстолетия в стране обнародовали число жертв Харьковского сражения. Официально с 12 по 29 мая 1942 года безвозвратные и санитарные потери (убитые в бою, умершие от ран, пропавшие без вести, раненые и контуженые, эвакуированные из района боевых действий) составили около трехсот тысяч бойцов и командиров. Каждый день из строя выходило по пятнадцать тысяч воинов. Это один из самых высоких показателей ежедневных потерь за весь период Великой Отечественной войны. Столько мы теряли солдат только во время штурма Берлина.
Но, судя по многим данным, эти цифры занижены, не отвечают действительности. Ведь известно, что только в плен под Харьковом попало 229 тысяч солдат и командиров. Ощутимым был и материальный урон советских войск: 5060 орудий и минометов, 775 танков, сотни самолетов.
Среди погибших — видные военачальники, десятки высших и старших командиров. Все они до последней возможности сражались с врагом, рядом с солдатами, и разделили их судьбу. Командующий 6-й армией генерал-лейтенант А. М. Городнянский погиб в штыковом бою. Пораженные его бесстрашием, гитлеровцы привезли тело командарма на захваченном танке в село Орлиноорское и похоронили с воинскими почестями.
Но одними людскими и материальными потерями майская трагедия под Харьковом в 1942 году не закончилась. Мы вдобавок ко всему лишились важного оперативного плацдарма, завоеванного дорогой ценой в трудных зимних условиях. Освобождение Харьковского промышленного района отодвинулось на много месяцев.
Соотношение сил на южном крыле советско-германского фронта резко изменилось в пользу противника, причем именно там, где он планировал свое новое решающее наступление. Это обеспечило ему прорыв к Сталинграду и на Кавказ. Над советским народом вновь нависла смертельная опасность. Вместо больших надежд май 1942 года принес по сути катастрофу...
Как же все это могло произойти?
О планах Гитлера осуществить в мае 1942 года крупную военную операцию с далеко идущими целями в Ставке и Генштабе знали хорошо. Донесение об этом пришло от «Красной капеллы» — самой большой и самой эффективной разведывательной организации в оккупированной Европе. Передал его из Брюсселя знаменитый разведчик Леопольд Треппер.
Однако Сталин не поверил одному из лучших советских разведчиков. Великая тайна третьего рейха, раскрытая с огромным трудом, полученная из надежных источников, оказалась никому не нужной.
На исход Харьковского сражения повлияла и нехватка опытных командиров, прежде всего среднего звена. Ни одна армия не потеряла в войнах столько своих военачальников и офицеров, сколько Красная Армия в мирное время, в период сталинских репрессий.
Невольно возникает вопрос: почему за эту катастрофу никто не понес наказания? Видимо, потому, что виновны были главным образом Ставка и Генеральный штаб, а они себя, естественно, наказывать не могли.
Харьковское сражение явилось для советского командования суровым и горьким уроком.
Побывайте на бывшем барвенковском выступе. Везде — обелиски, памятники, братские могилы. В них вечным сном спят десятки тысяч советских воинов. А сколько еще по оврагам, на перекрестках дорог, в лесах лежит останков тех, кто до сих пор числится пропавшим без вести!
Все они жертвы кровавой драмы, которая разыгралась здесь в мае далекого сорок второго года. И одновременно герои. Они не победили в том сражении. Однако в упорной борьбе сбили спесь с тех, кто хотел уничтожить само звание человека. Ведь только ощутив горечь сокрушительных поражений мы по настоящему можем оценить, чего стоила наша победа. И поэтому не стоит забывать о том, что враг рода человеческого плетет свои сети, а фашизм это лишь орудие, и его задача разделить людей, лишить человека главной черты богоподобия — духовной свободы и равенства. И как джин, загнанный в бутылку нашими дедами, он ждет своего часа, чтобы воспрянуть вновь, ждет, когда мы забудем уроки прошлого.
В. Казак, кандидат исторических наук

архив газеты "Тайны века", Харьков, 2004