Глядя сегодня на тихий поселок Верхний Салтов, мало кто рискнет предположить, что восемь столетий назад здесь располагался многолюдный город, лежавший на кратчайшем пути из Западной Европы в Индию. Город славился своей торговлей и ремеслами: именно здесь на основе сарматского меча изобрели саблю — лучшее холодное оружие тех времен.
И вот весной 1185 года в этот город вступили пять тысяч вооруженных воинов. Сие была дружина Новгород-Северского князя Игоря Святославича. Князь Игорь, завидуя славным победам Святослава Киевского над половцами, одержанным за несколько месяцев до описываемых событий, решил вторгнуться в половецкие степи, поодиночке истребить всех противников и с превеликой славой вернуться домой.
Салтов был последним русским городом на его пути, и после короткой передышки войска двинулись дальше на юг. Так было положено начало одной из самых больших загадок нашей истории, получившей название «Слово о полку Игореве».
Игорь был опытным полководцем. Свой опыт он приобрел в междоусобных войнах, когда русские князья, тщась доказать, кто главнее, разоряли земли друг друга.
Территорию Харьковской области в те далекие времена покрывал густой лес, под прикрытием которого Игорь надеялся незамеченным прийти к условному месту встречи с дружиной своего брата Всеволода. Местом переправы через Северский Донец князь определил Савинский перевоз, где было лучше всего обороняться в случае неожиданного нападения врага.
В 16 часов 55 минут, перед самой переправой, началось солнечное затмение... Воинов охватили ужас и паника — более мрачное знамение трудно было себе представить, однако своенравный князь приказал переправляться, и дисциплинированное войско послушно двинулось вперед себе на погибель.
Казалось, злой рок преследовал Игоря. На условное место встречи (тогда это был правый рукав Оскола, а сегодня — небольшая речка Мокрый Изюмец) брат Всеволод опоздал на два дня, и еще несколько дней воины просто бражничали, стараясь забыть кошмарное видение внезапно погасшего солнца. Эта задержка привела к тому, что вражеские лазутчики выследили таившееся войско князя Игоря и оповестили все шесть половецких стойбищ о грозящей опасности.
Игорь понимал, что элемент внезапности полностью утерян, а войска у него слишком мало, чтобы принять открытый бой. Ему оставалось лишь одно — бесславно вернуться домой. Рушились все его планы и честолюбивые мечты.
Что предпринять? Не решаясь ни вернуться домой, ни вторгнуться в степь, Игорь повел свои войска вдоль границы половецких земель. И вдруг разведка ему донесла, что он может спасти свое имя и честь: в пределах досягаемости оказалось одинокое половецкое стойбище, не успевшее соединиться с основными силами врага.
Это был последний шанс. Игорь круто свернул на юг.
На следующий день, в пятницу, ближе к полудню, Игорь заметил за рекой Сюурлий половцев, которые отогнали свои кибитки с пожитками за гору, а сами — от мала до велика — вышли их защищать. 
Слева от Игоря стоял полк племянника Святослава, справа — брата Всеволода, впереди — полк сына Владимира.
Половцы увидели изрядное превосходство сил противника и начали отступать.
Переправившись через речку, которая сегодня зовется Берекой, русичи скоро превратили их отступление в беспорядочное бегство и, настигнув увязший обоз, начали его грабить...
Награбив и вдоволь натешившись с половецкими девушками, утомленные воины заснули прямо в чистом поле, и даже Игорю не удалось уговорить их отойти в более безопасное место. А утром проснувшиеся русичи уже были окружены плотным кольцом половецкой армии. Капкан захлопнулся.
Три кошмарных дня продолжалась битва в окружении. Изнуренные, израненные княжеские дружинники медленно отступали в сторону речки Каялы, но оказались прижатыми к берегу небольшого озера, безо всякой надежды на спасение. Расплата за чужие ошибки оказалась слишком дорога.
На третьи сутки русские войска побежали. Игорь в отчаянии бросился им навстречу, надеясь лично остановить бегущих воинов, но его уже никто не слушал.
Через несколько минут он стал половецким пленником. Это был полный крах.
Только теперь начал постигать князь Игорь тайну Божьего промысла, понимать причину своих неудач: «Вспомнил я грехи свои перед Господом, потому что много убийств и кровопролития учинил я в земле христианской, немало горя тогда познали безвинные люди, ибо отлучали родителей от детей своих, брата от брата, друга от друга своего, и дочерей от матерей своих. Живые мертвым завидовали, а мертвые огнем от жизни испытание приняли, а мужей разрубали и рассекали, а жен оскверняли. И потому, что все это учинил я — не достойно мне было жить. И ныне вижу отмщение от Господа своего».
Кто-нибудь скажет — что нам до преданий периода феодальной раздробленности? Да и принято было у тогдашних правителей ради личной славы проливать реки крови иноплеменников и соотечественников...
Ну а сейчас что — иначе?
Константин Кеворкян Главы из книги «Первая Столица»
архив газеты "Тайны века", Харьков, 2004