В средние века, самым действенным средством против боли было оглушение пациента. Древние ассирийские врачи стягивали шею пациента веревочной петлей и, когда тот терял сознание, приступали к операции.
Алхимики открыли «чудодейственные напитки». Они изготовлялись из отваров и настоев ядовитых растений: дурмана, белены, мандрагоры, маков, содержащих опий. Выпив «чудодейственный напиток», больной терял сознание и не мешал работать хирургу. Правда, после окончания операции не всегда удавалось привести оперируемого в чувство.
На смену «чудодейственным напиткам» пришло кровопускание перед операцией. Обескровленный человек был так слаб, что не мог оказать хирургу никакого сопротивления, хотя боль, разумеется, не уменьшалась. Больные погибали на операционном столе от кровопотери и шока. Редко кому удавалось после операции выжить.
Применяли и вино. Перед операцией больного спаивали до бесчувствия, но этот метод обезболивания оказался не безопасен для хирургов. Пьяные пациенты так буйствовали, что, бывало, вдребезги разносили операционную, а самим хирургам приходилось спасаться бегством.
В самом начале XIX века, врачи отказались от подобных методов обезболивания. Больному перед операцией просто давали чарку водки и советовали думать о чем-нибудь приятном. После этого его крепко привязывали к столу и приступали к операции.
Чтобы как-то уменьшить боль, хирурги стремились сократить время операции. Они старались оперировать как можно быстрее, виртуознее. Были среди них своего рода рекордсмены, за работой которых присутствующие в операционной следили с часами в руках. Одним из таких рекордсменов был и наш блистательный хирург Н. И. Пирогов. Сложнейшую операцию — вычленение плечевого сустава — он проделывал всего за три минуты!
Чуть больше ста пятидесяти лет назад известный французский хирург Вельпо на торжественном заседании Академии наук закончил свой доклад следующими словами: «Нож хирурга и боль неотделимы друг от друга. Сделать операции безболезненными-это мечта, которая не осуществится никогда!»
Вельпо ошибался. Мир стоял на пороге обезболивания — величайшей победы XIX века.
«ВЕСЕЛЯЩИЙ ГАЗ»
В один из весенних вечеров 1844 года жители американского городка Гарфорда собрались в здании суда, чтобы послушать приехавшего из Англии лектора. Англичанин рассказывал о химии, модной в те времена науке.
— А теперь, — сказал он, сходя с кафедры, — я прерву ненадолго лекцию и продемонстрирую несколько химических опытов. Желающих испытать на себе действие закиси азота — «веселящего газа» — прошу подойти ко мне.
Пожилой учитель воскресной школы мистер Джефери — человек степенный и скромный — решительно встал со своего места во втором ряду и направился к кафедре.
— В тысяча восьмисотом году, — сообщил лектор, усаживая мистера Джефери в судейское кресло с высокой спинкой, — блистательный ученый нашего столетия сэр Гемфри Дэви издал книгу, в которой описал разработанные им способы добывания и хранения закиси азота.
В этой склянке закись азота, — лектор показал залу флакон темного стекла. — Дэви писал, что, вдыхая этот газ — кстати, абсолютно безвредный для человека, — он всякий раз испытывал приятное ощущение всецелого благополучия, забвение всех забот, тревог, необычайную легкость во всем теле и неудержимое желание смеяться. Вот почему он назвал закись азота «веселящим газом».
В зале раздались легкие смешки.
Вынув пробку, лектор поднес к носу испытуемого флакон.
— Вдыхайте! — приказал он. — Глубже!
Веки Джефери медленно опустились. Лицо расплылось в блаженной улыбке. Через минуту-другую он начал потихоньку насвистывать веселый мотив, отбивая такт ногой и неслышно барабаня пальцами по подлокотникам. Казалось, пожилой учитель вот-вот пустится в пляс.
— Обман! — выкрикнул кто-то из зала. Шарлатанство! Джефери подкуплен!
Англичанин нахмурился.
— Я не только ученый, но и джентльмен, — строго проговорил он, вглядываясь в зал. — И не потерплю подобных оскорблений.
Он хотел добавить еще что-то, но тишину зала вдруг расколол треск: Джефери ломал кресло и рвал на себе сюртук.
Лектор побледнел.
«Что случилось?» — лихорадочно думал он, не в силах сдвинуться с места.
Подопытный размахивал руками, яростно пинал обломки кресла. Глаза его расширились и налились кровью. Всегда спокойного, корректного учителя невозможно было узнать.
Зал остолбенел. Первым в себя пришел доктор Уэльс. Он вскочил с места и в два прыжка очутился рядом с разъяренным Джефери. Врач хотел было обхватить учителя, но молниеносным ударом в челюсть Джефери сбил его с ног. Потом поднял над головой и, словно куль, швырнул в зал.
Люди повскакали со скамей и бросились к обезумевшему учителю, валя его на пол и заламывая за спину руки.
Джефери сопротивлялся отчаянно. Он выл, кусался, наносил удары головой. Несколько дюжих горожан с трудом удерживали его.
Через несколько минут Джефери успокоился.
— Отпустите меня, — попросил он слабым голосом. — Что происходит, господа? Почему вы держите меня? Разве я натворил что-нибудь?
— Он ничего не помнит! — зашумели в зале. — Он был без сознания!
— Вот тебе и «веселящий газ»! — громко засмеялся кто-то. — Хорошо повеселились!
Сконфуженный учитель прошел в зал и уселся на пустующее место рядом с Уэльсом. Врач прижимал к носу окровавленный платок. Лекция продолжалась.
— Бога ради, расскажите, что натворил я? — шепнул Джефери врачу. — Я ничего не помню.
Уэльс улыбнулся.
— На несколько минут, достопочтимый мистер Джефери, в вас вселился дьявол. Обо всем расскажу после лекции, а теперь давайте послушаем.
Когда лекция закончилась, Джефери пожаловался врачу:
— Ужасно болит нога. Не могу ступить.
Уэльс осмотрел ногу.
— Сильнейший ушиб стопы, растяжение связок в голеностопном суставе. Нельзя исключить перелом лодыжки, — диагностировал он. — Когда это все произошло с вами?
— Не знаю. Не помню. — Джефери пожал плечами. — Возможно, когда я буйствовал, а вы пытались утихомирить меня? — неуверенно предположил он.
— А боль? Неужели вы не чувствовали боли?
— Не было никакой боли.
— Странно.
— Боль появилась с полчаса назад, — смущенно рассказывал Джефери. — Она родилась как-то исподволь, незаметно.
В ту ночь доктор Уэльс долго не мог уснуть, «Неужели «веселящий газ», — думал он, — оказывает обезболивающее действие? Но если это действительно так, то почему же никто из врачей не заинтересовался им? Свойства закиси азота описаны почти полвека тому назад».
На другой день, отменив утренний прием пациентов, Уэльс отправился в гостиницу «Роза», где остановился заезжий лектор.
— Между прочим, — заметил англичанин, выслушав Уэльса, — сэр Дэви в своей книге отмечал обезболивающий эффект закиси азота. Великий химик страдал постоянными головными болями. При вдыхании «веселящего газа» боли эти исчезали, правда, ненадолго. Любопытен и другой факт, подмеченный ученым. Вам, зубному врачу, известно, как порой болезненно прорезываются зубы мудрости.
Уэльс кивнул.
— Так вот, Дэви пишет, что закись азота снимала и эти боли.
— Не продадите ли вы мне немного закиси азота? Ужасно хочется поэкспериментировать.
Вернувшись из гостиницы, Уэльс уселся в зубоврачебное кресло, сделал несколько глубоких вдохов из склянки с закисью азота и удалил у себя зуб. Экстракация прошла безболезненно.
Это был успех, в который невозможно было поверить. Уэльсу он казался случайным. Да так оно и было, пожалуй. Слишком уж просто разрешалась проблема боли.
Зубной врач из Гарфорда начал экспериментировать. Он заставлял собак вдыхать закись азота и удалял у них зубы. Собаки вели себя спокойно. Они не чувствовали боли.
После десятка успешных опытов над собаками Уэльс решил заявить миру о своем открытии. Он торопился, боясь, что его смогут опередить другие. После недолгих колебаний он написал письмо в Бостонский университет с просьбой разрешить ему продемонстрировать обезболивающее действие закиси азота перед студентами и преподавателями медицинского факультета. Вскоре пришел ответ. Безвестного провинциального врача приглашали в Бостон.
Демонстрация в Бостоне закончилась полным провалом. Боль оказалась непобежденной.
ТАЙНА ЭФИРА
— Помогите! — закричала миссис Брайтон, выбегая на крыльцо дома. — Помогите! Скорее врача! Мой квартирант умер!
На крик сбежались соседи. Появился полицейский.
— Я вхожу в комнату, всхлипывая, рассказывала женщина, а он мертвый лежит на полу. Голова обвязана платком. В комнате пахнет аптекой. Я сорвала платок, распахнула окно. О господи! — разрыдалась она. Такой молодой и умер! ..
- Миссис Брайтон, протиснулся сквозь толпу полицейский, — если ваш квартирант умер, врач, как я понимаю, ему уже не поможет. Пройдемте в дом. Мне необходимо осмотреть труп и начать следствие.
Дверь комнаты, в которой квартировал студент медицинского факультета Бостонского университета Вильям Мортон, была приоткрыта. Хозяин комнаты сидел на полу, прислонясь к стулу, и улыбался.
В комнате стоял густой запах эфира.
— Великий день в моей жизни, — слабо проговорил Мортон, продолжая улыбаться. Он попытался встать, но тут же беспомощно рухнул на пол. — Вы скоро услышите обо мне, господин полицейский. А пока помогите, пожалуйста, мне подняться. Сильно кружится голова.
Мортона перенесли на диван, накрыли теплым пледом, обложили грелками и напоили горячим чаем. Лицо его было очень бледно, но с губ не сходила счастливая улыбка.
— Мистер Вильям, — спросила квартирная хозяйка, когда полицейский ушел, — скажите, пожалуйста, чему вы так радуетесь? Может быть, вы нашли богатую невесту? Может быть, умер ваш дядюшка в Канзасе и оставил вам миллионное наследство?
— О нет, дорогая миссис Брайтон! Нет у меня ни богатой невесты, ни дядюшкиного наследства.
— Так бога ради, поделитесь со мной, вашей радостью.
— Охотно. Вы спасли мне сегодня жизнь, и я вам очень благодарен, и не только я — все человечество. Да, да, миссис Брайтон, я не оговорился. Все человечество.
Миссис Брайтон всхлипнула. Ей показалось, что ее квартирант бредит.
— Я сделал великое научное открытие, — продолжал Мортон слабым голосом, — которое навсегда обессмертит мое имя и принесет много денег. Миллионы. Миллиарды.
Квартирная хозяйка теперь уже не сомневалась, что Вильям спятил.
— Я не шучу миссис Брайтон, — серьезно проговорил Мортон. — Я действительно сделал великое открытие.
Когда квартирная хозяйка ушла, Мортон поднялся с дивана, подсел к распахнутому окну. Счастливые мысли кружили ему голову. Будущее было обеспечено. Два года, пропуская лекции в университете, с трудом переползая с курса на курс, он занимался опытами, веря и не веря в успех задуманного. «Кто знает, — думал он, сидя у окна и поглядывая на пустынную улицу, — может быть, и мне суждена была невзрачная судьба рядового врача где-нибудь в глухой провинции, если бы не Его Величество Случай?»
Два года назад совсем случайно он оказался в одной из университетских аудиторий, где зубной врач из Гарфорда демонстрировал обезболивающее действие закиси азота. Демонстрация не удалась. У подопытного не наступило обезболивания после вдыхания закиси азота. Помнится, студенты освистали неудачливого экспериментатора.
Фамилия врача из Гарфорда была Уэльс. Внешне он не был похож на шарлатана. Но почему не удались опыты? Почему в Гарфорде закись азота давала обезболивающий эффект? Может быть, Уэльс поспешил с публичной демонстрацией? Может быть, он недостаточно четко разработал методику обезболивания закисью азота?
Как-то вскоре после этого случая Мортон зашел к знакомому аптекарю Джексону и рассказал ему о враче из Гарфорда.
«Знаете, мистер Мортон, — сказал тогда аптекарь, — я ничего не слышал о закиси азота, но вдыхание паров эфира иногда снимает зубную боль. Кто-то из моих коллег рассказывал об этом. Да и сам я однажды испытывал на себе эфир».
Эфир купленный в аптеке Джексона, не давал обезболивающего эффекта.
Мортон работал в университетском виварии по ночам, когда смотритель уходил домой, а сторожа крепко спали. Десятки опытов на собаках и ни одного удачного. Больше года его преследовали неудачи, но он почему-то фанатично верил в эфир. Великая вещь интуиция и одержимость!
Он раздобыл химически чистый эфир, и сразу пришел успех. Эфир быстро погружал собак в сон. С ними можно было делать все, они не чувствовали боли.
Настало время экспериментировать на человеке. На ком? На себе!
Все опыты Мортон проводил в строжайшей тайне.
«У эфира специфический запах, — подумал Мортон, — его ни с чем не спутаешь. Запах необходимо замаскировать, чтобы никто не догадался, каким веществом я пользуюсь. Тайной обезболивания должен владеть только я и никто больше».
Он выдвинул ящик стола и достал несколько склянок с ароматическими жидкостями, купленными в аптеке Джексона.
«Я заявлю, — решил он, капая во флакон с эфиром ароматические жидкости, — что открыл абсолютно новое химическое вещество, еще неизвестное миру. Как назову я его?»
На лестнице послышались шаги его сокурсника Лори, и взволнованный голос квартирной хозяйки. Мортон быстро убрал со стола склянки с ароматическими жидкостями.
— Что случилось с вами, Мортон? — спросил Лори, входя в комнату.
Мортон улыбнулся.
— Я испытывал на себе «летон».
— Что? — переспросил Лори.
- «Летон». Новое химическое вещество, которое мне удалось синтезировать. Вот оно, — протянул он флакон Лори.
Флакон заполняла прозрачная жидкость. Она пахла одновременно и лавандой, и эфиром, и мускатом, и скипидаром, и еще чем-то.
На другой же день по университету пошли слухи, что студент медицинского факультета Вильям Мортон синтезировал обезболивающее средство. Говорили, что профессор хирургической клиники Уоррен согласился испытать его.
17 октября 1846 года операционный зал одной из клиник Бостонского университета был переполнен. Студенты, преподаватели и врачи города пришли посмотреть на первую операцию под ингаляционным наркозом.
На операционном столе лежал больной с большой опухолью на шее. Лицо его было бледно. На лбу поблескивали капельки пота. Вряд ли он верил, что операция пройдет безболезненно.
Мортон ловко обвязал лицо больного полотенцем, достал из кармана склянку и стал капать на полотенце прозрачную жидкость с незнакомым запахом.
Можете приступать, господин профессор, — проговорил он, отходя от стола. — Больной спит.
Уоррен быстро удалил опухоль, наложил швы.
Зрители были потрясены увиденным.
Вильям Мортон подошел к своему открытию как делец. Он взял патент на монопольное использование эфирного обезболивания. Приоритет Мортона стали оспаривать аптекарь Джексон и зубной врач из Гарфорда Уэльс. Судебная тяжба длилась почти двадцать лет, она раззорила конкурентов, привела их к трагическому концу. Аптекарь Джексон окончил жизнь в психиатрической лечебнице. Мортон же дошел до нищеты и умер на тротуаре в Нью-Йорке. Было ему в то время сорок три года. Доктор Уэльс покончил жизнь самоубийством...
Выиграв поединок с болью физической, они проиграли поединок с болью душевной. Дивиденды раздавили всех. Ревность и страсть к деньгам и славе, охватившая всех троих, стала горьким плодом их изобретения.

Леонид Семенов