Погожим летним днем 1903 года в ворота Дивеевского женского монастыря въехал царский кортеж. Императорскую чету в славную нижегородскую обитель привела великая забота. За годы супружества у них родились четыре дочери, а сына, наследника российского престола, все не было. В Дивееве же жила знаменитая пророчица Прасковья Ивановна, известная в народе под именем блаженной Паши. Может быть, она даст ответ и исполнится мечта царственных супругов?
В монастыре высоких особ уже ожидали. Готовилась их встретить и Паша, загодя приказала сварить котелок картошки в мундире, вынести из своей кельи все скамейки.
А сама слепила из глины девять куколок. Едва император с супругой переступили порог, Паша вдруг начала сбивать палочкой у глиняных фигурок головы: дескать, погибель грозит царственным особам (вспомним, в Ипатьевском доме погибли одиннадцать человек, но двое из них -- слуги -- приняли смерть добровольно).
Предложила Паша гостям сесть. А куда? В комнате ни стула, ни скамейки. Позже это связали с арестом царя на станции Дно. Картошку же Прасковья Ивановна поднесла на трапезу: скудны будут последние дни Романовых...
Наконец повелела выйти из кельи всем, кроме царя и царицы. Час провела с ними наедине.

О чем сказывала -- точно никто не узнал, только потом догадались: мученическую смерть царской семье пророчествовала и рождение цесаревича -- но не на радость, а на скорбь великую. Фрейлины, столпившиеся у дверей, услышали, как в ужасе вскричала императрица: "Не может быть!" Тогда (кое-что все-таки просочилось) Паша взяла с кровати лоскуток красной материи и сказала: "Это твоему сынишке на штанишки, а когда родится, поймешь, о чем я говорила". Встреча эта произошла за год до рождения царевича Алексея.
Имя блаженной Паши из Дивеева было на слуху по всей России -- знать нередко наезжала в обитель попытать у нее судьбу.
Пожаловал как-то и Распутин в сопровождении молодых фрейлин. Однако не решился войти к Паше. А фрейлин она выгнала из своего домика палкой, приговаривая: "Жеребца вам стоялого!" Побоялись впустить к ней и Вырубову, довольно близкую к царской семье. Та еще во двор монастыря въезжает, а Паша уже три палочки воедино связывает, бормоча: "Где будешь бить, Ивановна (о себе она говорила во втором и даже в третьем лице)? Да по рылу, рылу!" Она и впрямь могла "угостить" палкой.
В обители Прасковью Ивановну почитали за "маменьку". Прожила она 120 лет. А родилась в Тамбовской губернии, в селе Никольском, родители -- крепостные. Красавицей в девушках была: кудри стянуты в тугую косу до пояса, ярко-синие глаза открыто смотрят на мир, стройная, лицом белая... В миру Ириной звали. В 17 лет выдали ее против воли замуж. Но, характером мягкая, в работе усердная, прожила Ирина в согласии с мужем 15 лет, всегда избегала многолюдья, часто молилась, детей же Господь не дал.
После смерти мужа хозяева продали ее в другое село, новым господам -- немцам Шмитам. И тут беда приключилась: у господ два холста пропали. Домашняя прислуга показала, что украла женщина, вроде Ириной кличут. Приехал становой с солдатами. Помещики попросили "изрядно наказать" подозреваемую.
Ее зверски избили, а вскоре выяснилось, что воровка-то -- Ирина, да не та, другая...
Однако сердце, столь жестоко обиженное, было разбито. Ушла она от "нехристей". Шмиты подали на розыск -- не желали лишаться хорошей работницы. Ее нашли в Киеве, на молебствии, посадили в острог, а потом отправили к господам. Но вернулась она совсем другой. В Киеве приняла тайный постриг, теперь имя ее стало Прасковья. И снова сбежала. Опять нашли в Киеве, после острога препроводили обратно. Но господа уже поняли: толку от такой работницы
не будет. И прогнали со двора.
Словно помешанная, бродила Паша лет пять по окрестным селам, голодная, оборванная. Бог весть, где ночи коротала, а потом пропала.
30 лет прожила она в Саровском лесу, в пещере, которую сама для себя вырыла. Никто и не признал бы в ней прежнюю красавицу. Худая, черная, лицо солнцем выжжено. Свои чудесные волосы остригла, ходила в мужской монашеской рубахе. Мрачная, мысли где-то далеко.
Когда приходила в монастырь -- люди, не знавшие ее, в страхе шарахались.
Паша уже слыла блаженной. Простые люди любили ее, давали еды, денег, просили молиться за них. Так ведь и супостатов хватало. Однажды напали на нее, искалечили. Нашли Пашу всю в крови, голова проломлена. После того она уже не оправилась, дикие головные боли мучили ее до последнего дня. Но с тех пор снизошел на нее дар провидения. Позже перебралась Прасковья Ивановна на житье в Дивеевский монастырь.
Прозорливость ее была удивительной. Она отвечала даже на еще не заданные вопросы. Как-то к ней приехал блестящий гвардейский полковник Леонид Чичагов, фамилия известная в светских кругах. Взглянула на него Паша да и говорит: "А рукава-то у тебя поповские". И ведь вскоре он принял священство. Стал архимандритом в той же Дивеевской обители, а еще позднее -- митрополитом Серафимом Чичаговым.
Указала Прасковья Ивановна и место захоронения Серафима Саровского -- со времени его кончины прошло 70 лет. Перед тем постилась, 15 дней крошки в рот не брала, 19 июля 1903 года она с архимандритом Серафимом и еще одной послушницей отрыли мощи святого.
Бывала Прасковья Ивановна разной: и строгой, и ласковой, и грустной. Говорила в основном иносказаниями. Ночами часто бодрствовала, молилась -- своими словами, Божью Матерь называла маменькой.
Чистоплотная, аккуратная, Паша была постоянно чем-то занята: прибиралась, вязала чулки, пряжу пряла. В келейке ее стояла кровать с громадными подушками, но Паша редко ею пользовалась. Больше лежали на кровати куклы. Над ее любовью к куклам вначале смеялись, потом поняли: предсказывает по ним. Своих кукол она и мыла, и кормила, и укладывала на постель, а сама ютилась с краю. Куклы были для нее лучшим подарком, да не от всех их принимала. Приехала к ней однажды богатая купчиха с дочерью. Поднесли куклу, разодетую в бархат и шелка. А блаженная как вскочила, забегала по комнате, оторвала у куклы руку, сует купчихиной дочери в рот: "На, ешь, ешь!" Та сомлела со страху. После узнали, что дочь в утробе дитя свое сгубила.
Прасковья так привыкла жить на вольной природе, что порой по нескольку дней пропадала в лесу, в поле. Ходит, бывало, с палочкой и узелочком: седые кудри, чудные голубые глаза. Но тросточкой своей могла и побить недоброго человека, чуяла грешников, хоть и подходили они к ней со льстивыми словами да подарками. Она посещала ближние деревни, иногда ночевала у крестьян, к их великой радости.
Ее называли великой юродивой. Прасковья Ивановна, как и Ванга, предсказала не только день, но и час своей кончины. Перед смертью -- а умерла она 22 сентября 1916 года -- велела передать царю: "Государь, сойди с престола сам..."

Маргарита Ломунова