Холмы, поросшие лесом, спускаются в туманную долину Рейна — места, любимые Гете. Здесь лежит Дармштадт — крохотная столица крохотного немецкого государства — великого герцогства Гессенского. Тогда, в 1872 году, город утопал в цветах, и во дворцовом музее таинственно глядела нежная Мадонна Ганса Гольбейна. Здесь в 1872 году родилась дочь великого герцога Гессен-Дармштадтского Эрнеста Людвига IV и Алисы Английской. «Аликс Г» — так называл ее в своем юношеском дневнике Николай II.
(продолжение, начало на стр.1)
Отец Аликс Людвиг IV, гессенский государь, был женат на Алисе, дочери английской королевы Виктории. В жилах Аликс — кровь романтической королевы Марии Стюарт.

Мать Аликс умерла в 35 лет. Осталась большая семья. Аликс — младшая. Ее старшая сестра Виктория вышла замуж за принца Баттенбергского, главнокомандующего английским флотом, вторая сестра, Элла, готовилась выйти замуж за великого князя Сергея Александровича. И, наконец, Ирен, третья сестра, стала женой принца Генриха, брата императора Вильгельма. Так эти гессенские принцессы соединили родственными узами русский, английский и немецкий императорские дома... После смерти матери Аликс забирает бабка. Ее бабка — королева Виктория...
Аликс — любимая внучка либеральной королевы. Белокурая красавица девочка. За светлый характер английский двор зовет ее «солнечный лучик», впрочем, немецкий двор за озорство и непокорность звал ее «спицбуб» (озорница, забияка — нем.).
Королева Виктория не жалует немецких принцев, и особенно императора Вильгельма. Но разве может Аликс не тосковать: отец, брат Эрни, дядя Вильгельм и цветущая гессенская земля... И ее семья. Та большая семья, которая рухнула, когда ей было 6 лет.
Выйдя замуж, она будет стремиться создать семью, какая осталась в детских грезах-воспоминаниях. Четыре дочери и сын — в семье Аликс Английской. Четыре дочери и сын будут в семье Аликс Гессенской — императрицы Александры Федоровны.
Одинокая девочка путешествует по королевским дворам своих многочисленных родственников.
В 1884 году двенадцатилетнюю Аликс привозят в Россию.
Ее сестра Элла выходит замуж за великого князя Сергея Александровича. Внимательно следит «дядя Вилли» — прусский император Вильгельм — за появлением маленькой белокурой красавицы Аликс при русском дворе. Свадьба Сергея Александровича, брата русского царя, с немецкой принцессой может иметь и продолжение. Наследнику русского престола уже 16 лет. И гессенский род — особый в истории романовского семейства. Первая жена императора Павла, умершая при родах Наталья Алексеевна, была из этого рода. И императрица Мария Александровна, бабка Николая, тоже гессен-дармштадтская принцесса.
Так они впервые встретились, Аликс и Ники. Он влюбился в нее с первого взгляда. И был день, когда они оказались в Петергофе, на маленькой императорской даче — Александрии.
Уже потом — через год после женитьбы — Николай и Аликс приедут в ту же Александрию. И Николай запишет в дневнике: «Дождь лил целый день, после кофе пошли наверх.., видели окно, на котором мы оба вырезали свои имена в 1884 году». (Она любила чертить кольцом с драгоценным камнем на стекле. В Зимнем дворце на великолепных его окнах можно встретить ее автографы.)
И впоследствии они будут любить старую Александрию, хранившую некое дорогое воспоминание.
Окно — и двое глядят в тот день 1884 года. Они стоят у окна и у начала своей судьбы.
Именно после этого Николай поговорил со своей сестрой Ксенией, единственной, с кем подружилась не очень общительная англо-гессенская принцесса. И Ксения посоветовала. Он попросил у матери брошь с бриллиантами и подарил Аликс. Аликс взяла.
Николай был счастлив, но он плохо ее знал. Ее сознание формировалось при пуританском английском дворе: неуступчивость, воинственная суровость и надменность — таковы должны быть качества английской принцессы. Аликс решает, что вела себя неподобающе. На следующий день на детском балу в Аничковом дворце, танцуя с ним, она больно всунула ему в руку брошь. Молча, не сказав ни слова. И так же молча Николай отдал эту брошь сестре Ксении. Чтобы забрать назад через 10 лет.
Аликс уехала в Виндзор, к королеве Виктории. Только через 5 лет семнадцатилетняя Аликс вновь появляется при русском дворе. Она приезжает к сестре Элле. На самом деле это смотрины. Все эти годы он сохранял воспоминание о юной красавице. И вот добился своего...
«Необаятельная, деревянная, холодные глаза, держится, будто аршин проглотила» — таков услужливый приговор двора. Было объявлено: принцесса не понравилась императрице-матери. Голос императрицы-матери всегда громко звучал, когда император-отец не желал, чтобы был слышен его голос.
Все было просто: политика. Политика Александра — союз России с Францией. И принцесса из Орлеанского дома, дочь графа Парижского, — вот сейчас желанная партия...
Никто в стране и в семье не смеет перечить властному императору. Тем более мягкий Ники, который ненавидит вступать в конфликты. В Петергофе состоялось решительное объяснение между отцом и сыном. Ники покорно соглашается не настаивать на браке с Аликс, но... Но от орлеанской принцессы решительно отказывается. Он выбирает третий путь: ждать. Молча, безропотно и безнадежно. Ждать, когда Бог соединит его с Аликс. Это был единственно возможный стиль поведения: тишайший, покорный, но бунт.
Его дневник 1889 года открывается фотографией юной Аликс, он вклеил ее уже после ее отъезда. Он начинает ждать.
Сестра Элла (после перехода в православие великая княгиня Елизавета Федоровна) помогла выйти из неприятной ситуации отвергнутой Аликс. Объявлено: ни о каком предполагаемом браке речь не шла и идти не могла: Аликс не намерена менять свою религию.
Аликс возвращается в Англию. Но самое удивительное — возвращается с каким-то странным облегчением. Она объясняет себе: сестра права — она не может так просто сменить религию. Слишком большое место вера занимает в ее жизни.
В следующий приезд белокурой принцессы — через год — несчастному Николаю не разрешают с ней увидеться.
Аликс остановилась у сестры Эллы в подмосковном имении Ильинское...
«20 августа 1890 года. Боже! Как мне хочется поехать в Ильинское. Теперь там гостят Виктория (вторая сестра) с Аликс. Иначе, если я не увижу ее теперь, то еще придется ждать целый год, а это тяжело!!!» (В отчаянии он ставит три восклицательных знака!)
Оно и сейчас существует — Ильинское под Москвой. Несколько недель живет Аликс в имении и с изумлением видит: ее сестра счастлива, и светятся ее глаза. И все это дала ей православная вера. Она дала иное счастье, иной смысл жизни, Элла любит мужа, потому что так велит Бог. В любви к несчастному мужу — исполнение заповедей Господних. И Елизавета Федоровна говорит ей о беспредельной любви к Сергею Александровичу. Проходящие радости жизни и вечная радость служения Богу... До сих пор стоит в Ильинском церковь... Тогда там горели свечи, голоса певчих звучали, и две сестры стояли в храме.
Николай продолжает свой покорный бунт. Итак, он исполнил приказание папа, но... Можно запретить сыну с ней видеться, но нельзя запретить ему ждать ее. Дневник Николая:
«21 декабря 1890 года. Вечером у мама рассуждали о семейной жизни теперешней молодежи из общества. Невольно этот разговор затронул самую живую струну моей души. Затронул ту мечту и ту надежду, которыми я живу изо дня в день. Уже полтора года пролетело с тех пор, как я говорил об этом с папа в Петергофе, и ничего не изменилось ни в дурном, ни в хорошем смысле. Моя мечта когда-нибудь жениться на Аликс Г. Я давно ее люблю, но еще глубже и сильнее с 1889 г., когда она зимой провела 6 недель в Петербурге. Я долго противился моему чувству, стараясь обмануть себя невозможностью осуществления моей заветной мечты... Единственное препятствие или пропасть между ею и мною — это вопрос религии. Кроме этой преграды нет другой, я почти убежден, что наши чувства взаимны. Все в воле Божьей, уповая на его милосердие, я спокойно и покорно смотрю в будущее».
«ОДНОМУ БОГУ ИЗВЕСТНО, ЧТО ПРОИЗОШЛО СО МНОЙ».
В начале 1894 года стало ясно: Александр III умрет. Видимо, это было следствием ужасного крушения поезда в Борках — он получил тогда ушиб, который развился в смертельную болезнь почек. Надо было срочно готовить брак наследника.
Заработали дипломаты — пошли непрерывные сношения между Петербургом и Дармштадтом.
В апреле в Кобурге должно было состояться бракосочетание брата Аликс Эрни с Саксон-Кобургской принцессой Викторией-Мелитой (в семье ее звали Даки). Император Вильгельм II, английская королева, бесчисленные принцы съезжались в Кобург. На пороге грозного XX века разворачивался один из последних блестящих балов королевской Европы.
Россию представлял мощный десант великих князей. Прибыли братья умиравшего царя. Приехал и священник отец Иоанн Янышев — духовник царской семьи.
Его присутствие ясно говорило о самых серьезных намерениях прибывших. В случае удачного исхода отец Иоанн должен был преподать Аликс основы православного учения. Прибыла в Кобург и Екатерина Адольфовна Шнейдер — она обучила русскому языку Эллу, родную сестру Аликс. В случае успеха дела она должна была учить русскому языку Гессенскую принцессу. И, конечно же, приехала любимая сестра Элла — великая княжна Елизавета Федоровна. Итак, на свадьбе брата Аликс Эрни должна была произойти помолвка. Это знали все. Дневник Николая:
«5 апреля ...Она замечательно похорошела, но выглядела чрезвычайно грустной. Нас оставили вдвоем, и тогда начался меж нами тот разговор, которого я давно очень желал и вместе очень боялся. Говорили до 12 часов, но безуспешно: она все противилась перемене религии, она, бедная, много плакала, расстались более спокойно... Лил дождь до 3 часов, прогулялся с дядей Владимиром к старому замку, в 4 с половиной приехала королева Виктория, весьма торжественно: по полуэскадрон ее гвардейских драгун впереди и сзади коляски, и целый эскадрон в почетном карауле... Мы все в полной форме смотрели на это из окон ее же комнаты».
Весна, все утопало в сирени. Холодная прекрасная весна. Так начались эти дни... Несмотря на ее отказ, он был радостно-спокоен, он знал, что все их родные за этот брак, и, главное, он знал, что она его любит. Было правило, которое он открыл для себя, дважды оказавшись на краю гибели: во всем положиться на Бога. Этим он будет руководствоваться во всей дальнейшей жизни. Но в те кобургские дни, нарушая это правило, он был очень настойчив. Девушка, которую он хотел в жены, была глубоко религиозна. И он щемяще жалел ее, понимая, ЧТО для нее перемена религии. И, любя ее за это отчаяние и слезы, он своей ласковой настойчивостью помогал переложить на него ответственность за решение. А она... она много плакала в эти дни. Впоследствии она будет писать, как трудно ей было принять это решение — поменять религию. Конечно, вера играла огромную роль в ее жизни. Но ведь не раз ее пра-пра-гессенские принцессы, отправлявшиеся в далекую Россию, меняли вероисповедание. И ее сестра Элла, принявшая православие, была счастлива в новой религии. Нет, нет, было еще что-то, отчего она плакала все эти дни. И это «что-то» она не могла выразить словами... Натурам экзальтированным, нервным и оттого наделенным даром предвидения в решающие минуты судьбы дано чувствовать будущее... Не оттого ли она так плакала и почти с ужасом из последних сил пыталась говорить ему «нет»?
«7 апреля. День свадьбы Даки и Эрни. Началось с того, что я опоздал на завтрак, и мне пришлось идти петухом перед толпой на площади. В 12 часов все собрались наверху и после подписания акта гражданского брака пошли в церковь. Эрни и Даки, хорошая пара. Пастор сказал хорошую проповедь, содержание которой удивительно подходило к существу переживаемого мной вопроса. Мне в эту минуту страшно захотелось посмотреть в душу Аликс. После свадьбы был фамильный обед... Молодые уехали в Дармштадт. Пошли гулять с дядей Владимиром, доползли, наконец, до замка... Подробно осмотрели музей оружия. Обедали у тети Мари, в мундирах, из-за императора (Вильгельма), который штатского не надевает. И затем пошли, скорее перебежали, под ливнем в театр. Давали первый акт «Паяцев».
Как весело ему было карабкаться на гору в этот замок, а потом вечером перебегать улицу и в мокром мундире сидеть в театре! Ему все было тогда весело, потому что он знал: все должно случиться и уже завтра обязательно случится! И он любил их всех: милый Эрни, милая Даки, милый дядя Вилли, так смешно обожавший мундиры, и милый дядя Владимир...
«8 апреля (число трижды подчеркнуто им в дневнике). Чудный, незабвенный день в моей жизни! День моей помолвки с дорогой, ненаглядной моей Аликс. После разговора с ней мы объяснились между собой... Какой радостью удалось обрадовать дорогих папа и мама. Я целый день ходил как в дурмане, не сознавая, что, собственно, со мной приключилось. Потом был устроен бал. Мне было не до танцев, ходил и сидел в саду с моей невестой. Даже не верится, что у меня — невеста».
В письме к матери он описал все более подробно: и странное отчаяние, и слезы Аликс.
«Она плакала все время и только от времени до времени произносила шепотом: «Нет, я не могу...» Я, однако, продолжал настаивать и повторять свои доводы, и хотя этот разговор длился 2 часа, он не привел ни к чему... Я передал ей ваше письмо (письмо датской принцессы, счастливо сменившей свою религию), и после того она не могла уже спорить».
«...Она вышла к нам в гостиную, где мы сидели с Эллой и Вильгельмом (ах, как ждал дядя Вилли этого брака!), и тут, с первого слова, она согласилась. Одному Богу известно, что произошло со мной. Я плакал, как ребенок, и он тоже. Нет, дорогая мама, я не могу выразить, как я счастлив. Весь мир сразу изменился для меня: природа, люди — все мне кажутся добрыми, милыми и счастливыми. Я не могу даже писать, до того дрожат мои руки... Она совершенно переменилась, стала веселой, забавной, разговорчивой».
Он подарил ей кольцо с рубином и вернул ту самую брошь, когда-то подаренную на балу.
Из ее письма в 21-ю годовщину их помолвки... «8 апреля 1915 года. Мои молитвы витают вокруг тебя в нашу годовщину. Ты знаешь, я сохранила серое платье принцессы, которое я носила в то утро. И я буду носить твою дорогую брошку».
В 22-ю годовщину: «8 апреля 1916 года. Я хотела бы крепко обнять тебя и вновь пережить наши чудные дни жениховства. Сегодня я буду носить твою дорогую брошку... Я все еще чувствую... серую одежду и слышу ее запах — там, у окна, в Кобургском замке...»
Но тогда — как он был счастлив тогда! И она тоже старалась быть счастливой. Но все-таки продолжала плакать и в эти дни. Окружающие ничего не понимали. Наблюдая ее бесконечные слезы, простодушная фрейлина записала в дневник то, что должна была записать: Аликс не любит своего будущего супруга. Да она и сама не понимала своих слез, ведь она так любила его.
«Те сладкие поцелуи, о которых я грезила и тосковала столько лет и которые уже не надеялась получить... Если на что-то я решаюсь — то уже навсегда. То же самое в моей любви и привязанности — слишком большое сердце, оно пожирает меня...» (Письмо 8 апреля 1916 года.)
...А он — он был безоглядно счастлив. Всю жизнь он весело будет вспоминать, как играл оркестр в Кобургском замке и как во время брачной церемонии, утомленный обедом, засыпал дядя Альфред (герцог Эдинбургский) и с грохотом ронял свою палку.
Как он верил тогда в будущее! И все эти дяди и тети (королева, императоры, герцоги, принцы, князья), еще решавшие тогда судьбы народов, толпились в залах Кобургского замка и тоже верили — верили в будущее. О, если бы они могли увидеть тогда будущее!
Молодожены Эрни и Даки, «хорошая пара», уже вскоре разойдутся, сестра Элла погибнет на дне шахты, а ее веселящийся муж Сергей Александрович будет на куски разорван бомбой. Дядя Вилли, столь любящий военные мундиры и ожидающий военного союза с Россией (залог которого — этот готовящийся брак), начнет войну с Россией, и война низвергнет его с престола. И дядя Павел, танцующий сейчас мазурку, будет лежать с простреленным сердцем, и сам Ники... И Аликс... «Аликс и Ники — чудесная пара». Но пока они все счастливы под небом 1894 года, и в Кобурге шумное торжество: расшитые мундиры, мишура орденов, поток драгоценностей — и все это кружится в бальной зале...
9 апреля слуга Александр Волков был отправлен своим хозяином, великим князем Павлом, передать подарок по случаю помолвки. Он застал Николая и Александру в гостиной: они сидели на диване, держась за руки, они были поглощены друг другом, и Николай не сразу заметил Волкова:
— А, это ты, милый друг Волков!
И Волков был тоже милый. Все были «милые» (любимое слово Николая).
В это время Екатерина Адольфовна Шнейдер уже занималась с Аликс русским языком. Они спрягали глаголы, и Аликс аккуратно записывает их в тетради. Она любила учиться. Для Аликс эти тетради очень много значили, как и все, что было связано с теми днями. И она сохранит эти тетради до последних дней.
Аликс училась языку, спрягая три глагола: «забыть», «петь» и «верить».
Тайны подсознания: забыть! Забыть — все, что она необъяснимо предчувствует. И верить. И петь!
Ее учительница Екатерина Шнейдер станет гоф-лектрисой при императорском дворе и в 1917 году добровольно отправится в ссылку со своей ученицей. В 1918 году за тысячу километров от Петербурга по пути к ямам расстреляют старую гоф-лектрису. Но сейчас 1894 год.
Наступают эти 12 счастливейших дней. Поэтическая любовь в стиле Гете: они ездят с Аликс в шарабане, собирают цветы по окрестностям... было много сирени в ту холодную весну, и были розовые цветы в поле...
Наступает Пасха... В Страстную субботу приехавшие из Петербурга певчие открывают немецко-английской принцессе всю торжественную благость православного богослужения. С певчими приехал фельдъегерь из Петербурга, он привез подарки, письма царя и царицы и орден — для Аликс...
12 дней прошли. «20 апреля... Поехал с Аликс на станцию и там простился с нею. Как пусто мне показалось, когда я вернулся домой... Итак, придется провести полтора месяца в разлуке. Я бродил один по знакомым и дорогим мне теперь местам и собирал ею любимые цветы, которые отправил ей в письме вечером...»
«21 апреля. Завтракали... у моего прибора стояла прежняя карточка Аликс, окруженная знакомыми розовыми цветами...»
Аликс уехала в Виндзор к королеве Виктории, он — в Россию, к больному отцу.
Но уже через полтора месяца яхта «Полярная звезда» подошла к английскому берегу. Это была любимая яхта Николая, она станет любимой яхтой Аликс и их детей. Белая яхта вошла в Темзу.
«...Проводили целые дни вместе, катались на лодке, устраивая на берегу пикники, — настоящая идиллия... Но затем мы должны были отправиться в Виндзор (к королеве Виктории). Впрочем, не могу пожаловаться — бабушка была очень любезна и разрешила нам выезжать без всяких компаньонов... Признаюсь, я никак не ожидал от нее этого». Даже пуританский этикет чопорного двора королевы Виктории уступил этой любви.
«10 июля. Все утро сидел с моей Аликс в саду, на старой дорожке под каштанами, она работала, а я ей читал».
Все это время она вписывала ему в дневник свои любимые изречения: «Счастье и нужду переживают они вместе — и от первого поцелуя до последнего вздоха они о любви лишь поют друг другу». «Всегда верная и любящая, преданная и чистая, и сильная, как смерть».
Так слово «смерть», записанное ее рукою, появилось в его дневнике.
«11 июля. Грустный день расставанья, разлуки после более месяца райского блаженного житья. На «Полярной звезде» получил письмо от Аликс. Совсем устал и грустен».
Расставаясь, они договорились писать друг другу. Сказка братьев Гримм: уходящая яхта, башни королевского замка — принцесса и наследник...
Отголосок этой сказки сохранился в загаженной охраной, испещренной похабными изображениями уборной их последнего дома в Екатеринбурге. ...В 1918 году после их гибели в этой уборной, за трубами, была найдена маленькая книжечка с шифром и надписью: «Для моего собственного любимого Ники полезно употреблять, когда он вдали от своей «спицбуб». От любящей Алисы. Осборн, июль 1894».
Это был шифр для их будущей переписки (она обожала таинственность), который дала ему «любящая Алиса» тогда, в дни счастья в Осборне.
«Ники и Аликс — чудесная пара». Расставшись, они ежедневно пишут друг другу письма.
Он пишет ей из замка в Спале, где он охотится, из императорского поезда, который везет его в Ливадию, где лежит умирающий отец. Сотни его писем. И сотни ее ответов. Бесконечные заклинания любви.
5 октября в Дармштадте она получила телеграмму, срочно вызывавшую ее в Крым: Александр умирал. В Берлине на вокзале ее провожал дядя Вилли (какие у него были надежды!), он знает твердый, неумолимый характер прелестной Аликс и мягкость милого Ники.
Он не сомневается, кто будет руководить в этом союзе. И верит: она не забудет свою маленькую родину и своего дядю Вилли.
Но дядя Вилли плохо знает гессенскую принцессу.
«Мой народ стал твоим народом, и мой Бог стал твоим Богом».
Так учило прошлое ее прекрасных гессенских принцесс, уезжавших в далекие земли.
Александр III умирал. В зале, рядом со спальней, собрались его братья.
В спальню к умирающему медленно идет знаменитый доктор Захарьин. Доктор страдает одышкой, он не может пройти нескольких шагов, чтобы не присесть. Поэтому вся зала по пути в спальню уставлена креслами.
В спальне императора знаменитый священник Иоанн Кронштадтский и духовник царя отец Иоанн Янышев. И доктора. Они встретились около умирающего: бессильная медицина и всесильная молитва, облегчившая ему последние страдания.
Все кончено. Двери спальни отворились. Оба священника стоят у кресла. И в огромном вольтеровском кресле тонет тело мертвого императора. Императрица обнимает его. Чуть поодаль стоит бледный Ники.
Император скончался, сидя в кресле.
«ГОЛОВА КРУГОМ, ВЕРИТЬ НЕ ХОЧЕТСЯ...»
«...20 октября! 1894. Боже мой! Боже мой! Что за день! Господь отозвал к себе нашего обожаемого дорогого, горячо любимого папа. Голова кругом, верить не хочется, кажется до того неправдоподобно, ужасная действительность! Все утро мы провели около него. Около половины третьего он причастился святых тайн. О, Господь! Больше часа стоял у его изголовья и держал за голову. Это была смерть святого...
21 октября. И в глубокой печали Господь дает нам радость тихую и светлую. В десять часов моя Аликс была миропомазана. Была отслужена панихида, потом другая... Выражение лица у дорогого папа чудное, будто хочет засмеяться. Было холодно, и ревело море.
Было брожение: где устроить мою свадьбу, — мама и я, что все-таки лучше это сделать здесь, пока дорогой папа под крышей дома, а все дяди против, говорят, что мне надо сделать это в Питере».
И дяди победили. Как только умер Александр, сразу становится слышен их голос.
Как всегда, восшествию на престол сопутствовали слухи. По одной версии, вдовствующая императрица хотела заменить Николая своим любимым сыном Михаилом и пыталась заставить Николая отречься.
Но это лишь слух. Знаменитый министр ее мужа и сына — С.Ю. Витте — в своих «Воспоминаниях» пересказывает беседу с нею о Николае.
«— Вы хотите сказать, что государь не имеет характера императора?
— Это верно, — отвечает Мария Федоровна, — но ведь в случае чего его должен заменить Миша, а ведь он имеет еще меньше воли и характера...»
Так что скорее справедлив был другой слух, также вышедший из стен ливадийского дворца. Александру не было и 50, когда он умер. Этот гигант казался вечен, и, когда Николай вдруг узнал о смертельной болезни отца, им овладела паника. Николай умолял позволить ему отречься от престола... Но Александр был непреклонен: закон о престолонаследии обязан соблюдаться. Николай должен принять трон — такова была воля отца. И в ответ на покорное согласие наследника — в утешение ему и чтоб дух укрепить — ему и разрешили взять в жены Гессенскую принцессу.
А потом был Петербург, хмурый осенний день. На перрон Николаевского вокзала прибыл траурный поезд.
Среди встречавших гроб Александра был все тот же Витте...
«Новый император прибыл в Петербург со своей невестой, будущей императрицей, в которую, как говорят, он влюблен», записал Витте.
Рядом с новым императором на перрон вышли две белокурые женщины. Одна из них — его невеста, другая — ее родственница, королева Англии Александра.
Через 24 года, в страшном 1918 году, королева Александра пошлет английский крейсер к берегам Крыма. И все, кто останется от большой семьи Александра III — дочери Ксения и Ольга и старая императрица Мария Федоровна, взойдут на борт английского корабля.
Похороны Александра III продолжались долго.
7 ноября императора похоронили в Петропавловском соборе. В стране был объявлен годичный траур. Но их свадьба должна была состояться через неделю — в день рождения его матери.
До свадьбы они жили раздельно: она — у сестры Эллы, во дворце великого князя Сергея Александровича, а он — в «милом Аничковом» дворце вместе с матерью.
«Моя свадьба была продолжением похорон, только меня одели в белое», — расскажет потом Аликс своей подруге Вырубовой.
«13 ноября 1894 года. Аничков. В одиннадцать пошли к обедне в нашу милую церковь. Грустно и больно было стоять... зная, что одно место останется навсегда пустое. Словами не выразить, как тяжело, как жаль дорогую маму! Виделся с милой Аликс за чаем. Затем простился с ней в восемь часов, больше нельзя видеться! До свадьбы! Мне все кажется, что дело идет к чужой свадьбе, странно при таких обстоятельствах думать о своей собственной женитьбе...»
«14 ноября. День моей свадьбы. После общего кофе пошел одеваться. Я надел гусарскую форму и в одиннадцать с половиной поехал с Мишей в Зимний. По всему Невскому войска. Мама с Аликс. Пока свершали туалет в Малахитовой зале, мы все ждали...»
И, наконец, она появилась: серебряное платье с бриллиантовым ожерельем, сверху наброшена золотая парчовая мантия, подбитая горностаем, с длинным шлейфом. И на голове в огне бриллиантов сквозная корона. Это была уже не Аликс, а новая императрица Александра Федоровна.
Ее фрейлина отметила в этот день: она была бесконечно грустна и бледна. Ее мучили беспричинная тоска и странный ужас. Молодая императрица выбирала страшный путь, который возведет Ее от царства земного к Царству Небесному.
Материал подготовлен на основе книги Эдварда Родзинского «Царские дневники: жизнь и смерть Николая II»

Архив газеты "Тайны века", Харьков, 2006