Не велико число святых жен в русской церкви: церковно канонизованных, кажется, всего двенадцать. Женские монастыри на Руси имели скорее значение институтов общественного презрения, убежищ и богаделен для вдов и не вышедших замуж девиц, преимущественно из боярской среды.
Героическое подвижничество и тем более пустынножительство среди русских инокинь неизвестны. Тем не менее среди немногих имен русских святых жен есть несколько дорогих для каждого русского сердца.
Повесть о Юлиании Лазаревской (или Муромской) представляет не столько житие, сколько биографические записки, составленные ее сыном Дружиной Осорьиным, — единственная биография древне-русской женщины.

Она замечательна своей правдивостью, простотой и богатством бытового содержания. Самый подвиг праведной Юлиании, в её смиренной красоте, дает понятие о том, как глубоко Евангелие могло войти в совесть и преобразить жизнь древне-русского человека. Юлиания не была канонизована до последнего времени, современники не были поражены ее изумительной жизнью: может быть, эта жизнь и не была беспримерной. Образ св. Юлиании должен бросить светлый луч во всякое слишком мрачное изображение московского XVII века.
Юлиания (Ульяна Устиновна), урожденная Недюрева, из муромского дворянского рода, оставшись сиротой в шестилетнем возрасте, была воспитана сначала бабушкой, потом теткой. Родня была довольно состоятельная. Хотя, при отсутствии по близости храма, Юлиания до замужества редко бывала в церкви, но уже в детские годы она терпит насмешки от тетки и двоюродных сестер за свою молитву и постничество. Тихая и послушливая, Юлиания не любит детских игр, но за пряжей и пяльцами «не угасаша свеща ее вся нощи». Уже тогда она помогает в округе сиротам и нуждающимся. Шестнадцати лет она выходит замуж за Георгия Осорьина (Осоргина), тоже зажиточного дворянина, и живет с ним в селе Лазаревском в четырех верстах от Мурома. Как образцовая жена, она покорна свекру и свекрови, которые передают ей все «домовое строение». Она должна «удовлять пищей и одеждой» многочисленных рабов и рабынь, задает им работу, но не принимает от них никаких личных услуг: не позволяет ни снимать обуви, ни подавать воды для умывания. Неразумных учит кротостью, а не наказанием. Вечером и утром кладет 100 поклонов за молитвой с мужем. Муж пропадает в служебных поездках — в Астрахань — по два, по три года, но она не имеет права распоряжаться имуществом и подает милостыню только из своего рукоделия; своими руками моет сирот и вдов и кормит их. После Бога и Богородицы, она больше всего чтит св. Николу, и он защищает ее от бесовских страхований.
Во время голода и моровой язвы, еще при Грозном, она хитростью выпрашивает у свекрови пищи, будто на завтрак и полдник для себя, и раздает все голодным. Хоронит умерших, заказывает по ним сорокоусты. Заразных больных, от которых все сторонятся, она моет в бане своими руками, тайно от свекра и свекрови.
У Юлиании было много детей — сыновья и дочери, — но в детях она не была счастлива. Среди них, как и среди челяди, частые свары: старший сын убит холопом, другой — на царской службе. Юлиания стала подумывать о монастыре, но муж не отпускает ее, освободив лишь от обязанностей супружества. С тех пор Юлиания, постелив мужу постель, укладывалась на печке, подложив под ребра поленья да ключи. Впрочем, ночи она проводит за молитвой, а утром спешит к заутрене и обедне в церковь, которая совсем рядом, в их селе.
Через десять лет умирает муж, и Юлиания может свободно расточать свое имущество на дела любви. Она раздавала все деньги, и ей приходилось еще занимать, чтобы подавать нищим. Выпрашивая у детей денег якобы себе на теплую одежду, она сама ходит без шубы и надевает обувь на босу ногу, подкладывая в сапоги вместо стелек орехи и острые черепки. В эти годы ее благочестие принимает более монашеский характер. Она непрестанно, с четками в руках, творит молитву Иисусову, и даже во сне губы ее шепчут молитву. Повторяются видения и угрозы бесов, от которых избавляет ее Никола своей палицей.
Но подвиг жизни Юлиании — подвиг любви, и только перед смертью она дает полную свою меру. Снова настали голодные годы (1601—1602 гг.) при царе Борисе, каких давно не бывало на Руси. Люди ели человеческое мясо и умирали во множестве. Амбары Юлиании были давно уже пусты. Она распродала весь скот, одежду и посуду для голодных и дошла сама до последней нищеты. Тогда ей пришлось переселиться в свою Нижегородскую вотчину, где, может-быть, голод менее свирепствовал, и отпустить на волю своих рабов, которых не чем было кормить. Некоторые из них, впрочем, остались, и собирали для своей госпожи лебеду и древесную кору. Из этих суррогатов она пекла хлеб, кормилась сама с детьми и слугами, питала и захожих нищих: нищих в то время было «без числа». Соседи говорили им с укоризной: «Что вы ходите к ней в дом? Она сама помирает с голоду». Но нищие уверяли, что нигде они не едали такого сладкого хлеба, как у этой вдовы. Брали у нее и соседи для пробы ее хлеба из лебеды и удивлялись: «Горазды рабы ее печь хлебы». Так через пять веков Юлиания Осорьина повторяет подвиг печерского инока Прохора Лебедника.
Но конец уже был не далек. Юлиании в это время не менее 70 лет. Разболевшись на Рождество, она причастилась и простилась с детьми и слугами, «поучив их о любви и милостыне». О себе призналась, что желала давно ангельского образа, но не сподобилась ради грехов своих. Скончалась она 10 января 1604 года. Прощавшиеся с ней видели над головой ее золотой круг, «яко же на иконах пишется».
Когда, через 10 лет, хоронили ее сына Георгия у Лазаревской церкви, нечаянно раскопали ее могилу и нашли ее полной мира. Сын Дружина, рассказывающий об этом, не мог убедиться в полном нетлении тела: «от ужасти не смеяхом досмотрети, только видехом нозе ее и бедры целы суща». Этим миром, а когда оно исчерпалось, то перстью из гроба, мазались больные и получали облегчение. «Мы же сего не смеяхом писати, яко не бе свидетельство». Семейное и народное почитание Юлиании началось, таким образом, через 10 лет по ее кончине, но церковного «свидетельства», законно предшествующего канонизации, не было — до наших дней. Св. Юлиания не дождалась торжественной канонизации, но имя ее (как и имя Нила Сорского) внесено в «Верный Месяцеслов» 1903 г. Почитание св. Юлиании растет в наше время в связи с литературным распространением ее жития, популяризированного многими русскими писателями. Юлиания Лазаревская — святая преимущественно православной интеллигенции. В ней находит свое оцерковление ее традиционное народолюбие и пафос социального служения. Хотя Юлиания прошла через суровую аскезу и мечтала о монашестве, но не внешние причины помешали ей принять его. Она осталась верной своему личному христианскому призванию: служения миру и деятельной христианской любви.
Георгий Федотов
«Святые Древней Руси»

Архив газеты "Тайны века", Харьков, 2005