Летописи и монастырские записи сохранили немало свидетельств этого дара.
Однажды, повествует такого рода запись, преподобный Сергий Радонежский сидел за трапезой с братией. Вдруг, как рассказывали присутствовавшие при том, он встал из-за стола, отвесил поклон в сторону и произнес:
--Радуйся и ты, пастыре Христова стада, и благословение Господне да будет с тобою.
Сидевшие с ним спросили, недоумевая:
--С кем ты говоришь, отче?
-Сейчас против нашего монастыря в восьми верстах остановился епископ Пермский Стефан, едущий в Москву--ответил Отец Сергий-- Он сотворил поклон Святой Троице и сказал:--"Мир тебе, духовный брат". Вот я и ответил ему.

Несколько монахов, встав из-за стола, поспешили к тому месту и действительно догнали Святителя Стефана, который уже продолжал путь. Он подтвердил сказанное слово, в слово. Подобных свидетельств, дошедших до нас, было бы, несомненно, значительно больше, если бы носители этого дара не старались скрывать его.
Лишь по смерти Серафима Саровского, когда на столе его рядом с пачкой нераспечатанных писем нашли стопку готовых, написанных на них ответов, стало известно об этом его даре. Рассказы тех, кто обращались к нему со своими бедами, сохранили немало свидетельств его прямого знания.
Как-то пришел к нему один из окрестных крестьян:
--Батюшка, у меня лошадь украли, и я теперь без ней совсем нищий, а ты, говорят, угадываешь.
Отец Серафим, рассказывал потом крестьянин, взял его за голову, приложил к своей и сказал:
--Огради себя молчанием и поспеши теперь в село, и когда будешь подходить к нему, то свороти с дороги вправо и пройди задами четыре дома, там ты увидишь калиточку, войди в нее, отвяжи свою лошадь от колоды и выведи молча.
Крестьянин тут же отправился по этому указанию и действительно нашел свою лошадь точно там, где сказал ему Серафим.
В сообщениях о прямом знании просматривается некая закономерность--чаще других такому прозрению открываются события, окрашенные эмоционально, связанные с чьим-то несчастьем, а то и гибелью, катастрофой.
Странно, дерзко повел себя Василий Блаженный на пиру у царя Ивана Грозного--трижды выплеснул на пол поднесенную ему от царя чашу. А на окрик разгневанного царя ответил, казалось бы, и вовсе бессмыслицей:
--Я тушу пожар в Новгороде.
О том, что речи юродивого имели пророческий смысл, было известно. Тотчас же в Новгород был отправлен гонец. Вернувшись через несколько дней (столько занял путь туда и обратно) он подтвердил: Именно в тот день и час там вспыхнул великий пожар, истребивший чуть ли не полгорода.
Горький привел случай, произошедший с его знакомым, Пименом Власьевым. "Как-то в субботу помылись с ним в бане,--вспоминал Горький,--и пошли в трактир пить чай. Вдруг Пимен, глядя на меня милыми глазами, говорит:
--Постой-ка.
Рука его, державшая блюдечко чая, задрожала, он поставил блюдечко на стол и, к чему-то прислушиваясь, перекрестился.
--Что ты, Пимен?
--А, видишь, мил друг, сей минут божья думка души моей коснулась, скоро, значит, Господь позовет меня на его работу...
--Полно-ка, ты такой здоровяга!
--Молчок!--сказал он важно и радостно.--Не говори--знаю!
В четверг его убила лошадь.
Факт, приводимый Горьким, не единичен. Нередко неведомым чувством люди узнают вдруг о приближении своей смерти и обычно не ошибаются никогда.--О дне своего ухода, знал, например, Достоевский: рано утром того самого дня, который оказался для него последним.
Григорий Сковорода был совершенно здоров, когда, придя в слободу Ивановку, объявил всем о приближающейся своей кончине, сам вырыл себе могилу, вернулся в свою "комнатку", переменил белье, положил под голову свои сочинения и умер.