Сегодня белгородская засечная черта как историческая реальность редко даже упоминается нашими историками и краеведами. Между тем, ее роль и значение не подлежат пересмотру. К тому же нынешнее состояние российско-украинских отношений вынуждает освежать воспоминание о ней.
Московская Украина
На рубеже 15 и 16 веков Южная граница Российского государства проходила по широте Тулы. Далее, к югу простирались земли, известные в русских источниках того времени как польские (от слова «поле») Украины («область» — по В. Далю — на краю государства). Другое название таких земель —«дикое поле», или как представление земледельца о не паханной земле, или как заимствование из чужеземных источников. В таком виде — «Дикое поле» — обозначение становится достоянием историографии и художественной литературы.

Сегодня такое объяснение кое-кому уже не представляется очевидным. Ищут иные. На пути таких поисков всех перещеголял В. Кабелюк (2003) — врач-терапевт и «дослідник — санскрітолог», каким его представляют читателю его книги. Слово «Украина» он выводит из трех санскритских корней, не указывая о каком санскрите ведет речь. Между тем, известно: санскрит ведический, эпический, классический и «книжный», созданный для наук и философии, не всегда одно и тоже. Но В. Кобелюху это не указ, он соединяет «угра» («сильный» — здесь и далее по его истолкованию); «ра» («царь») «іна» (солнце) и делает вывод: угра+ра+ина, где «угра» — это «укра», ставит знак равенства и получает «величезне могутнє царство», которому 7510 (!) лет. Попутно «угра» — это «угры» , т.е. маляры, венгры, «що пхаються в українські гори», а «Россия» (опять же из его версии санскрита) это «...народження гневу, люті».
Тексту В. Кобелюха предшествуют одобрительные рецензии доктора технических наук, он же доктор богословия, профессора искусственного разума. Есть и рекомендация сделать книгу учебником. Чего только не случается в наш век свободного мышления...
В сознании московских людей того времени «украины» или Дикое Поле неотрывны от понятия отчизна. «Государь наш велел вам говорити, — сообщают московские бояре литовским послам, — и нам о чем своей отчизны, тех городов и волостей кои ныне за нами... отступаться? То вотчина наша. Ано и же то одно наша отчина, кои города и волости ныне за нами... и вся русская земля Божьею волею, из старины от наших прародителей наша отчина» (из переговоров литовских послов в Ивану III (1503 г).
В такое понятие «отчина», надо полагать, входили все земли Древне-русского государства в том числе и Дикое Поле от Москвы к Северскому Донцу. Следовательно, его заселение и освоение было «возвратом», отвечало историческим реалиям. К тому же, земли эти были пусты, их заселение и освоение не затрагивало напрямую чьи-либо интересы.
Новые земли нуждались в защите от нашествия крымских татар, ногайцев. Хаживали сюда поляки и литовцы, появлялись «воровские» — как их тогда называли — люди из пришлых черкас. По этим землям проходил гетман Сагайдачный, намереваясь соединиться с поляками близ Москвы.
Все гениальное просто, но не все простое гениально. Это относится к идеологическим играм вокруг понятия «заселение и освоение Слобожанщины». Багалей называл его колонизацией. Теперь уже не установить, какое содержание он вкладывал в такое понятие. Очевидно, не нынешнее. Он пишет о колонизации «степной окраины Московского государства». В таком ракурсе с его определением можно соглашаться. К тому же он не забывает указывать на принадлежность Слобожанщины и челобитных прибывающих «колонизаторов».
Позднее В. Юркевич (1932) пишет уже об иммиграции украинцев на Слобожанщину, обходя молчанием и ее принадлежность, и челобитные эмигрантов.
Составители книг из нового поколения действуют и вовсе прямолинейно. Ф.Д. Заставный (1993) сообщает: «...Вже на початку XVII ст. Великі загони українських селян і козаків оселялися вздовж перших укріплених лінії (чьих?) поблизу Орла, Єльця та інших поселень». Чтобы читатель не испытал сомнений, добавляет: «уже в 1719 р. більшість східних територій України і прилеглих районів Росії... увійшли до складу Київської губернії (та же Россия). Як результат там посилився вплив української мови, культури, народних традицій».
Еще дальше идет романтик Лавров (1994). «...не дивно — сообщает он — що в українські степи перлися споконвіку... зазіхали й дотепер лакомляться близькі сусіди... російські царі заселяли українські степи чужинцями...». Здесь вольноплавающее перо автора как раз опровергает концепцию коллег и подтверждает издавна складывающуюся полиэтничность населения «степів».
Между тем, независимо от Кобелюха, Заставного и Лаврова, «степ» плавно входил в состав России, заселялся и осваивался ею.
«... Государь царь...велит город поставить...»
По меньшей мере два обстоятельства поднимали для России роль и значение Слобожанщины:
- прямой подход к Москве с запада и с юга. С запада вторгались литовцы и поляки, шел поток переселенцев с Поднепровья. В этом потоке были не только мирные поселенцы, но и «воровские», как их тогда называли люди. С юга вторгались крымские татары и ногайцы, за которыми маячила Турция;
- уникальные условия рельефа и местности: здесь проходит водораздел Дона и Днепра, сходятся лесостепь и степь, овраги, Среднерусская возвышенность переходит в равнину. Издавна здесь пролегли главные пути того времени с юга на север — Муравский, Изюмский, Кальмиусский. Благодатная почва и обилие хорошей воды создавали идеальные для того времени условия жизни.
Выстраивались и способы защиты — засеки, сторожи и станичные разъезды, крепости-города. Засеки, известные со времен глубокой древности — знаменитые Змиевы валы, упоминания в летописи, правило из сооружения в Разрядной книге за 1637-1638 г.г.
«А велено воеводам и головам на засеках досмотреть и описать подлинно, что которые засеки вдоль и поперек, и что на засеках всяких крепостей, и по всей ли засеке лес, и тем лесом можно ли по всей засеке учинить лесной завес? И нет в ли какой засеке пропажи, и сенных покосов, и всяких полых мест?.. и что у которой засеки с обеих сторон рек, и колодезей, и озер, и болот, и ржавцов, и топких мест, и всяких крепостей? Тех крепких мест... за которыми ... татаром перелезти не можно...»
Засеки выполняли свою задачу — крымские татары и ногайцы преодолевать их и вести их осаду не умели. Постепенно упрошенные формы засек исчезали, но представление о них сохранялось на долгие века: Белгородская засечная черта, Т-образная расстановка редутов на пути шведов к Полтаве. Рвы, надолбы, «ежи» в годы Великой Отечественной войны...
В одно время с засеками входили в обиход, особенно на Слобожанщине, сторожи и станичные разъезды: небольшие группы всадников вели разведку и наблюдение за степью. Их действия регулировали указ Ивана Грозного (1571), постановлением земского собора.
«...в те города, которые от литовских людей и от черкас были в разорении. Послать дозорщиков добрых, приведши к крестному целованию, дав им полные наказы, чтобы они описали и дозорили...» 

Семен Авербух

Архив газеты "Тайны века", Харьков, 2006