Печать
Просмотров: 1629

rimarskaja.jpgВ последние годы нищие стали неотъемлемой частью городских пейзажей Украины.
Сегодня их называют попрошайками. А двести лет назад, как свидетельствуют архивы, в Харькове нищих называли невлями и харбетрусами. О том, кто такие невли и харбетрусы, мы и расскажем, вернувшись к «преданьям старины глубокой»...
Безымянный для нас автор («Статистический листок», 1883г., № 10) называет нищих — невлями и харбетрусами.
Невли не столько нищие, сколько нищенствующие. Они лирники, кобзари, бандуристы, которые ходят по городу, играют и поют. «Их игра, — замечает автор упомянутой публикации, — хотя и монотонная, но в отличие от фальши «скрыпок», изящна своей стройностью и чистотой».

В их репертуаре — «думки Сковородыны», хотя, надо полагать, о самом Григории Саввиче они имеют смутное представление.
Невлей можно назвать нищими только по «способу получения материальных благ». В отличие от «классических» нищих у них есть имущество, дом, семья. И неплохой даже по тем временам заработок — до рубля в день (в 1883 году пуд ржаной муки шел за 1 р. 40 коп, фунт говядины — до 10 коп, фунт сала — 25 коп...) Иное дело харбетрусы — дряхлые старики и старухи — бездомные, обитатели ночлежек, «христарадничающие» по людным местам.
Кроме них есть разношерстная масса профессиональных и непрофессиональных нищих, на которых сосредоточила внимание тогдашняя харьковская пресса. Такова она в общем виде «золотая рота» старого Харькова.
Это была хорошо организованная и замкнутая группа, напоминающая средневековый цех Западной Европы или средневековую касту в Индии.
Богатые их прогоняют, травят собаками. Бедные принимайте почетом. Поэтому невли предпочитают окраины.
Характерный эпизод приводит М. Ланда, член Харьковского историко-филологического общества, со слов знакомого ему лирника. «В 70-е годы 19 века жил в Харькове на Холодной горе, в собственной хате старик казак Хома Семененко, которому в начале моего знакомства с ним было 102 года... Кормили его другие нищие по старой памяти товарищества. Он происходил из зажиточной казацкой семьи. По бедности ходил за подаянием в город, преимущественно по дворам Конторской улицы. Речитативом произносил свои вирши или думки, за что ему радушно отпускалось подаяние. Часть напрошенного раздавал он детям, или даже взрослым, приговаривая: «старечного хліба-солі не чурався, він Христа раді напроханий, святий». Чаще всего он после обхода дворов усаживался на берегу Лопани, вблизи Конторского переулка, собирал вокруг себя детей и взрослых, рассказывал им о старине или распевал песни, между которыми попадались и казацкие думы. Таким образом невли становились носителями традиций народной культуры.

Организация нищих — не нищая организация
Третья из выделенных выше групп нищих составляет самую многочисленную и самую неоднородную массу нищих. Их облик различен, зависимо от времени, места, обстоятельств и этнической среды. Социальные и экономические причины формирования такой среды имеют первенствующее значение — количество нищих всегда возрастает в годы войн, социальных переворотов, стихийных бедствий. Но не только. Следует принимать во внимание семейные неурядицы, тягу к бродяжничеству, поиску легкого заработка, религиозные причины: Христос — Бог бедняков, убогих. Не случайно церковные паперти и монастыри становились постоянным местом обитания нищих, а христарадничанье — формой выколачивания милостыни: «Троицкая церковь, — читаем в «Харьковских губернских ведомостях», — привлекает массу нищих. Нахальством и назойливостью, ссорами и бранью они нарушают благостное настроение входящих в храм».
Вот еще характерные примеры формирования нищенствующей братии. Уже знакомый наш Хома Семененко происходил из зажиточной семьи, имел хату. Крестьяне полковника Вессловского, не будучи нищими, отправились в Харьков собирать милостыню, были задержаны и подвергнуты штрафу по 5 рублей с каждого. Помещику же сделано внушение.
Нищие собранный ими хлеб сдавали мошенникам. Те сдабривали его сахарином или патокой, лепили пряники и продавали их. «Нищие днем осаждают просьбами о помощи, а ночами сидят в кабаке».
Трудно допустить, будто всех их загнала в «золотую роту» одна лишь нужда, как трудно допустить, будто прилично одетые попрошайки лазают по вагонам метро, гонимые нуждой.
В описываемое время «золотая рота» внешне разношерстная, разрозненная, соперничающая, внутри была на самом деле хорошо организованной и сплоченной. В сущности это было государство в государстве, хотя и без очерченных границ и писаных законов.
«У нищих, — вновь последуем за Хомой Семененко, — были свои ватаги и свои атаманы. Эти лица выбирались на весеннем сходе... между Переяславом и Киевом... После выборов происходил суд над виновными. Потом назначалось приданое для тех, кто выходил замуж или женился и особенно для тех, кто выбывал из нищенства... Были и еще более массовые собрания нищих близ Курска во время ярмарок. Нищие определенной местности составляют организованную общину с выборным, правилами, обычаями и особым языком. Главнейшие обычаи и правила: каждый член именуется товарищем. Для вступления в цех каждый, имеющий право на нищенство — телесные недостатки и увечья — обязан пробыть известное время (у харьковских невлей от 3 месяцев до 3 лет) учеником у нищего-товарища, он вписывается в тетрадь и вносит в цеховую братскую кружку определенную плату... Переименование ученика в товарища совершается с особой церемонией. Ученик приводится в собрание нищих. После приветствий с обеих сторон цехмистер экзаменует ученика в знании молитв, нищенских кантов и нищенского языка; затем ученик обязан поклониться и поцеловать руку каждому присутствующему в собрании товарищу и уже тогда получает право именоваться нищим. Затем делается угощение за счет новичка и он в первый раз садится рядом с другими».
«Есть и система наказаний. Самое тяжелое и позорное — обрезать постромки нищенской торбы, отчего виновный утрачивал право на нищенство». Ежегодные или внеочередные собрания нищих проходят с размахом далеко не нищенским. «...К ватаге, которая собралась попировать, — рассказывает Хома Семененко, — подъехал казак, поздоровался, пожелал нищим Божью помощь и кинул им несколько грошей. Нищие, ничего не опасаясь, провели его в середину табора, где сложены, были на ряднах целые горы и столбцы печений, между которыми был и ставец коржей. Казак, подъехавши к этому месту, выпивши добрую чарку горилки, подякувавши старцям, вдруг со всего размаха ткнул пикой в ставец коржей, проколол их до самого низу, поднял вверх и как стрела бросился вон из табора. Нищие, числом тысяч до трех, бросились его догонять, и только чудом казак успел убежать и унести добычу».
В канун революции наблюдалась трансформация нищенствующей братии от униженного или назойливого христорадничанья к протесту против общественного устройства.
Одни уподобили себя с борцами за свободу, другие собирались на Университетской лестнице, и посылали плевки идущей «чистой публике».
Благотворительность — вот слово с очень спорным значением и с очень простым смыслом. Чувство сострадания так просто и непосредственно, что хочется помочь даже тогда, когда помощь вредна и даже опасна, когда просящий может злоупотребить ею.
На Руси человеколюбие на деле значило нищелюбие. Благотворительность зачастую больше нужна была самому нищелюбцу, чем самому нищему. Целительная сила милостыни виделась в сопереживании. Милость и покаяние два крыла молитвы.
Киевский князь Владимир Мономах в своем поучении сыновьям первым делом пишет: «Прежде всего. Бога ради и души своей, страх имейте Божий в сердце своем и милостыню подавайте нескудную, это ведь начало всякого добра».
«Тремя делами добрыми избавляться от них и побеждать их: покаянием, слезами и милостынею. И это вам, дети мои, не тяжкая заповедь Божия, как теми делами тремя избавиться от грехов своих и царствия небесного не лишиться. Бога ради, не ленитесь, молю вас, не забывайте трех дел тех, не тяжки ведь они; ни затворничеством, ни монашеством, ни голоданием, которые иные добродетельные претерпевают, но малым делом можно получить милость Божию».
Вот почему древняя Русь ценила только личную, непосредственную благотворительность. «В рай входят святой милостыней, — говорили в старину: — нищий богатым питается, а богатый нищего молитвой спасается».
Русские цари накануне больших праздников, делали тайные выходы в тюрьмы и богадельни, где из собственных рук давали милостыню. Нищенство считалось не экономическим бременем, не язвой общественного порядка, а одним из главных средств воспитания народа.
Вера без дел мертва, и поэтому нищий виделся живым орудием душевного спасения.
Впервые разборку городских нищих произвели при царе Федоре Алексеевиче, действительно беспомощных было велено содержать в приюте за казенный счет, а здоровым лентяям дали работу.
Иоанн Кронштадсткий в начале своей пастырской деятельности щедрой милостыней собирал толпы бродяг. Но впоследствии он убедился, что это не служит нравственному росту попрошаек, и организовал дома трудолюбия.
Сейчас государство борется с нищими, в основном одним образом, бесконечно гоняя их с места на место. Поскольку никакой указ сам по себе не в силах отменить явление, властям есть смысл придумать нищим более приемлемую социальную роль.
В Санкт Петербурге, например, провели эксперимент по адаптации деклассированных элементов. Городские власти их приобщают к труду, дают распространять прессу. Жители города в свою очередь понимают, что покупая газеты, они одновременно творят милостыню.
Милосердие, которое Глеб Жеглов в известном фильме окрестил поповским словом, не пустой звук, — это формула спасения. Ведь мир в конечном итоге спасет доброта.

 

Алексей Кустов