(К семидесятилетию освобождения Харькова)
70 лет…По сравнению с 350 годами от основания Харькова это не так уж и много… Но эти 70 лет - время очередного возрождения города после последней, разрушительной, войны… Мой Харьков… Я помню его таким, каким его уже никогда не увидят будущие поколения… Я помню Харьков в развалинах… Прошла война, возвращались в город люди, им надо было где-то жить – вот и строили небольшие 1-2 этажные дома, так называемые «дворики»… Потом уже стали строить многоэтажки, но само это слово – неуютное и разве можно сравнить жизнь в харьковских двориках с жизнью в многоэтажках? В этих двориках, которыми застраивались целые улицы, все знали друг друга – все радовались общей радостью и печалились общей печалью… А печалей было немало. Тогда на улицах часто можно было увидеть безрукого или безногого инвалида- это были следы войны… Часто они уходили в никуда и для всех обитателей двориков это было горем…

А многоэтажка? Люди часто даже не знают своих соседей – с которыми обитают рядом. Нет, конечно, и в былых двориках случались неурядицы - например, две соседки поссорились из-за вывешивания на просушку, белья, но ровно через 5 минут они уже обнимаются и вместе идут пить чай… Не было, как сейчас, злобы и ненависти друг к другу – все жили одной жизнью в одних условиях…
Я помню наш класс – он был интернациональным. За одной партой сидели самые разные национальности - грузин Гоговадзе, белорус Аверков, казах Жаркенов, не говоря уже о типичных для нашего региона… Но никому не приходило в голову делить друг друга на сорта – все были равными…
Нет, конечно, мы не были ангелами, но тогдашняя молодежь отличалась от нынешнего поколения… Прежде всего мы не были циниками, воспринимая все правила социального поведения в соответствии с памятью поколений – ибо у каждого народа своя уникальная история и своя уникальная память поколений, передаваемая от отцов – детям: как нужно вести себя друг с другом, чтобы сохранять свой Род, каковы враги и их характерные особенности, какова история защиты своего Отечества… Народ, презревший свой иммунитет памяти - нежизнеспособен – он не сможет ни сохранить свой Род, ни защитить свое Отечество… И большинство из нас чтили традиции нашего многонационального и многострадального, народа… Выругаться или сказать грубое слово в присутствии девочек считалось немыслимым, как немыслимым было обидеть или оскорбить человека старшего возраста…
Кстати, помню надписи на домах: «Проверено, мин нет» и подпись сапера. На улице Пушкинской эти надписи сохранялись до брежневского застоя, а потом были закрашены… И не одного меня возмущало – по чьему предательскому приказу была уничтожена эта память мужественности и героизма – ведь эти люди рисковали своей жизнью, чтобы уничтожить смертельные следы ушедшей войны и сохранить жизнь сотен и тысяч мирных жителей… А теперь даже их имена стерты… Память…
Помню, что гардероб моих одноклассников был тогда не блестящим – по нынешним меркам, даже убог… Но для нас это не было главным, нас беспокоили другие проблемы – Мы создавали!!!
Например, в те времена велосипед был чрезвычайной редкостью… Но мы сами делали самокаты! Пара подшипников, пара досок - и мчись куда угодно… Зимой же мы изобретали «рулевики» – это некое подобие управляемых саней. А горка – всегда рядом – садись на них или ложись – скорость – дух захватывает… Чья конструкция совершеннее и надежнее? Кто быстрее? Нам некогда и неинтересно было тратить время нашей жизни на развлекаловку и пиво – мы этим брезговали. Творческое шевеление извилинами было нашим удовольствием, а потому –приоритетом… Кто-то монтировал радиоприемники, кто-то строил модели самолетов или кораблей… Я даже сам сделал фотоувеличитель – их тогда еще не было. Не было и фотоаппаратов – но его привез мне из Германии отец – военный… А в «Клубе Кооперации» возле моей школы №95 была секция духового оркестра и многие ребята из нашего класса, в том числе и я, туда записались. Отныне на любые праздники, демонстрации или школьные вечера у нас был свой духовой оркестр.
Память… Помню, прошло чуть больше десятка лет после войны, но как роскошно расцвели окрестности Харькова! Убрали «разбитки», которые невозможно было восстановить, восстановили и заселили пригодные для жизни дома, учреждения и учебные заведения… Деревьями засаживались не только улицы, скверы и парки, чтобы компенсировать полноценным воздухом атмосферу военной гари и смога и сделать улицы живыми и уютными, при этом ежедневно их поливая, несмотря на все послевоенные трудности… Вновь засаживались пригороды, пострадавшие от пожаров и бомбежек, а также песчаники – для торможения ветровых потоков и облагораживания почв.
И какие через 10 лет выросли леса!!! Все – и леса, и реки-озера были полны жизни! Лоси выходили на дороги, косули никого не боялись, а с кабанами приходилось по-умному считаться, ибо они тоже считали себя царями природы. Я уже не говорю о мелкой живности. Зайцы, лисы, белки и многие другие зверушки наполняли наши леса. Из Донца и Уд можно было пить воду, не опасаясь отравиться. А берега?
Повсюду видны были журавлиные гнездовья. В камышах подавала голос выпь. Цапли бродили по заболоченным местам… Всюду были буквально плантации белых лилий, а между ними, не боясь людей, плавали белые, как лилии, лебеди. Идешь на байдарке и глаза слепят изумрудные блестки – это масса зимородков. По берегам – села и почти над каждым двором – гнезда аистов. Казалось, воскресла старая сказка, что аисты приносят детей, потому что из всех дворов доносились детские голоса. Заходи в любой двор - тебя радушно примут и дадут все, что попросишь. А ныне – темные, угрюмые села без детских голосов и заборы, заборы, заборы. Даже на реках. А постучишь в калитку – и услышишь только злобный лай.
Даже сам Харьков изменился. После войны это был веселый, радушный город, где можно было ходить даже ночами, ничего не опасаясь. Каждый дом светился огнями, можно было и в городе постучать в любую дверь и попросить воды или помощи.
А ныне. Первые этажи заняты магазинами, офисами, шопами и везде охрана. Куда стучаться? Рад будешь, если дадут унести ноги.
Да и люди стали совсем иными – превратились в новую породу еврообезьян. В былые времена. Если встречал на улице веселую компанию – можно было спокойно к ней присоединиться. А сейчас – если где-то развлекаются – обходи «третьей дорогой»…
Память… Человек рано или поздно уходит из жизни и его ухода могут даже не заметить. Но память не должна уходить! С уходом памяти уходит и наРод, превращаясь в чуждую самому себе, популяцию человекообразных…
Мне, по нынешним человеческим меркам, много лет – я даже немного старше послевоенного Харькова… Но я хочу жить, чтобы передать память о тех временах нынешней молодежи, чтобы они не воспринимали, как фантастику то, что для наших дедов, отцов и для нас самих было просто условиями сохранения на-Рода. Ведь память – это живительная кровь народа, а наш наРод не должен умереть, как этого хотят на Западе… Не должен умереть от целенаправленно спровоцированной ими сланцевой экологической катастрофы и наш Харьков!

Борис Фроенченко

Архив газеты "Русь Триединая", Харьков, 2013