Войска (шедшие на помощь шипкинскому отряду) утомлены до того, что вести их дальше было очень рискованно. Знали, что на перевале дела очень серьезны, были получены сведения, что турки неистово лезут на наши позиции, чтобы захватить их ранее прибытия подкреплений, но вследствие предварительного похода на Елену мы могли поспеть на выручку только завтра.

Существовало предположение посадить стрелков на лошадей — оно и было исполнено на другой день. Солдаты до того устали, что, не доходя до Габрова, расположились спать, ничего не ев целый день; редкий пожевал сухарей. Торжественное молчание царило здесь в эту тяжелую для защитников Шипки ночь. Сырую долину, где спали полки, даже не поставив своих палаток, со всех сторон теснят высокие горы, чем ближе к Шипке, тем они выше и выше. Впереди — суровые и скалистые горы, за ними лесной хребет, а еще дальше только намечиваются густою синью самые отдаленные... Я забыл упомянуть, что по всему пути от Тырнова до Габрова войска встречали бежавшее сюда из долины Марицы и Тунджи болгарское население. На коленях старики благословляли солдат, женщины плакали. Утром дали отдохнуть до двенадцати часов и чуть было не потеряли Шипку благодаря этому: следовало двинуть в 8 или даже ранее. Утром 11-го августа жара началась еще невыносимее, чем в первые два дня; но войска приободрились, поотдохнули и солнечных ударов было только шесть. Точно во сне мелькнуло мимо Габрово. На тесных улицах с радостью встречало нас население; женщины плакали, протягивая нам детей, бросали цветы, старики издали благословляли солдат, мальчуганы пели болгарский гимн, жители подносили вино и воду; из-за прочных решеток в окнах голубых домов пристально смотрели на проходившие мимо полки только теперь отдохнувшие люди. В тени высоких каменных зданий в одном месте бежит холодный ключ и падает на каменные плиты. Тут солдаты теснятся больше всего. На полчаса мелькнул город и опять ушел назад со своею восточной пестротой, говором шумной жизни и радостными толпами.
— Урра! — грянуло в толпах солдат.
— Что такое? — спрашиваю у ближайших.
— А вон она.
Высоко в синеву неба, позади лесного хребта, ушла смелым взлетом крутая вершина. Вся она в дыму. Оттуда слышится частый грохот орудий...
— Ура! — подхватывают новые толпы, и гулко бежит оно по лощинам и ущельям во все стороны Балканского предгорья.
Без приказаний грянули песни. Солдаты точно обрадовались, и ничего напускного в этом не было. Только здесь убеждаешься, какое ратное товарищество существует между ними. С утра слышались: скорее, скорее, там умирают, думают отступить, если не придете вовремя. Понятно, что все это дрогнуло от внезапного порыва, увидев место, где стойко бьются орловцы и брянцы с дружиною, бьются и тают с каждым часом, как тает снег от знойных лучей весеннего солнца.
Поворот дороги — и Шипка опять спряталась за окрестные горы, чтобы через несколько минут выдвинуться еще грознее и величавее. Собственно, это гора св. Николая, одетая дорогой, по которой наши раз уже перешли за Балканы. Идешь вперед и глаз от нее не отводишь... Сердце бьется сильно, хочется скорее добежать туда, пристроиться к этим умирающим рядам, уже три дня выдерживающим бой одного против двадцати...
Брянский полк потерял всех своих штаб-офицеров и почти всех обер-офицеров. Солдаты выбывали из строя сотнями, ряды наши редели и редели. Еще несколько часов — и Шипка останется без защитников. В эту критическую минуту дружина, орловцы и брянцы дали обет еще раз: ни под каким видом, пока живы, не уступать перевала. Позади в тылу уже показались черкесы, подготовленные Сулейманом для преследования, они даже по сторонам под самым носом у нас гнездами засели в лощины и на деревья густого чернолесья и открыли оттуда огонь на выбор. Прибавьте к этому, что 11 августа ни у кого даже и сухарей уже не было, и они до вечера оставались голодными. Воды у целого отряда — ни капли. Дело дошло до того, что там, где еще недавно стеной стояли солдаты, остались небольшие кучки бойцов, едва отбивавших неприятельские атаки... Утром, когда подкрепление не явилось — начальники сообщили, что войска наши прибудут в два часа. В страшной резне прошел полдень, прошел час, два, три, а в стороне к Габрову не видно было ни одного солдата. В самом деле, колонны неприятеля обновлялись каждую минуту, наши только умирали на своих постах, редея, как редеет поле под косою... Все было завалено трупами внизу. Наш огонь убийственно действовал на турок, но опьяневшие от дикого фанатизма и от влияния опиума толпы их все прибывали и прибывали, проходя вверх по телам своих павших товарищей. Некоторые рвы с верхом были завалены ими, трупы грудами лежали между деревьями, тем не менее, сигнальные рожки все еще сзывали новые подкрепления, и участь Шипки казалась решенной. Наших становилось так мало, что солдаты для защиты позиций должны были перебегать с места на место, а вдали все еще не показывалось подкреплений. В редкие минуты отдыха утомленные бойцы пристально всматривались в синеву ущелий, по которым змеится дорога на святой Николай, но они оставались все также пустыми и безлюдными. Если что и шевелилось на них, так это партии черкесов, пробиравшихся к нам в тыл. Во время атаки, для того чтобы парализовать превосходные силы неприятеля, солдатам болгарской дружины приходилось бросаться в толпу врагов по одиночке и, схватясь за дуло своего ружья, работать прикладом. В такой борьбе прошло несколько часов. В два часа пополудни позади, в тылу, также было тихо, как и раньше, - подкрепления не показывались. Полное уныние стало закрадываться в душу начальников и солдат. На этих позициях, облитых кровью, приходилось лечь и остальным, оставив их торжествующему врагу. Решились еще ждать несколько часов, но уже ждать без надежды...
— Нас оставили, бросили... Видно, силы нашей не хватает... Одолел враг, — говорили солдаты.
Что бы то ни было, об отступлении никто не думал...
Все возможное для героизма и самопожертвования было уже сделано, оставаться здесь далее значило решиться на великое историческое самоубийство... Орловцы плакали, предвидя возможность, что эти позиции без защитников будут заняты врагами. Солдаты умоляли офицеров не отдавать Шипки. «Кровью добыли, все до единого здесь и ляжем». Точно их сердца приросли к этим голым скалам и серым откосам... Как вернуться назад, не отстояв этого пункта! Офицеры тоже отлично понимали, что Шипкинский перевал — узел, пульс настоящей войны, что вторично брать его обойдется нам еще в несколько десятков тысяч жизней. Мрачною шеренгою еще стояли солдаты, но большая часть уже отбивалась машинально, механически. Изверились в поддержку своих и умирали на своих постах с горьким чувством брошенного и забытого бойца. Тем не менее, приказания об отступлении не было и не могло быть. Не подоспей войска, Шипка надолго была бы потеряна для нас. Дрогнула, наконец, часть ее защитников солдат, последние горсти которых были изморены трехдневным безустанным боем... В это время шла «пьяная» атака неприятеля. Он подошел на 30 шагов. Поручик Романов, уже раненый, держал проводники от мин в лихорадочном ожидании взрыва. Не доходя горы, в колоннах турок показалась какая-то суматоха, они кинулись назад, чтобы тотчас же еще озлобленнее и решительнее броситься в новую атаку.
Думали, что смерть нашим приходит. Изо всех щелей вылезали.
— Алла!
— Просто в ушах звенело. На наше «ура» никакого внимания не обращали.
Видимо, турки, проведав о чем-то, решились взять Шипку теперь, сейчас или никогда. Солдаты едва отбивались, есть же пределы и для героев... Ряды за рядами умирали или падали под ударами. Шаг за шагом оказывался в руках у неприятеля, стойко, двадцать на одного, подвигавшегося вперед. Какой-то паша на белой лошади позади подбодрял отстававших, турецкие офицеры пристреливали тех из своих, кто бежал.
Конец!.. Еще несколько минут, и Шипка — турецкая опять, и лавина варваров обрушится оттуда в долины Янтры и Лома, чтобы, испепелив Габрово, Дреново, Травну и Тырново, облить кровью эту благословенную небом страну...
Далеко-далеко послышался какой-то гул... Громче и определеннее... Остановились и враги, и наши и вперили усталые взоры на дорогу к св. Николаю...
Далеко на ее извивах легли какие-то тени... Что-то сверкает под лучами заходящего солнца... Неужели идут свои?.. Гул все растет... Складывается в громкое, неудержимое «ура»; «ура» подхватывается ранеными на перевязочном пункте, как молния перекидывается на вершину св. Николая. Под радостный крик, верхом на лошадях стремглав подскакали стрелки, и вдруг св. Николай, опять ощетинившийся тысячами штыков, бросает в колонны турок огонь и смерть... Точно и не бывало устали, точно эти люди три дня не дрались на своих постах. Не думая о себе, забыв голод и изнеможение, все сразу без приказания бросились с позиций в наступление, и (воодушевление делает чудеса) моментально смели вниз озлобленную массу неприятеля, а задние ряды в это время уже обнимались и целовались с прискакавшими стрелками.
Шипка была спасена.
Стрелков посадили на коней, и это только помогло делу...
Далее шестидневный бой я уже буду описывать как очевидец. Теперь же только скажу, что честь и слава трехдневного боя и защиты Шипкинского прохода, во-первых, принадлежит русскому солдату, во-вторых, генералу Столетову, графу Толстому и артиллерии, а в-третьих, начальникам позиций. Но больше всего или почти все сделал наш безответный, неприглядный, серый солдат.
«Новое время», 1877г. 7 сентября.

Архив газеты "Тайны века", Харьков, 2005