«Господь сказал ей (Ревекке): два племени во чреве твоем, и два различных народа произойдут из утробы твоей; один народ сделается сильнее другого, и больший будет служить меньшему».
(Бытие 25:23)
События 1147 года изменили пути развития и роль великих городов Русской земли — Киева и Москвы.
В то время княжил в стольном граде Киеве Игорь Ольгович (в крещении Георгий, в иночестве Гавриил). Сын князя черниговского Олега Святославовича. Его память в Православной церкви отмечается 5 (18) июня и 19 сентября (2 октября).
Подробно и обстоятельно об этом недолгом и трагическом княжении рассказал Николай Карамзин.
Пушкин призывал изучать историю русскую по Карамзину. Внемлем поэту, откроем «Историю государства Российского» и погрузимся в «дела давно минувших лет...»

Киевляне, тайно предложили Изяславу Мстиславовичу быть великим князем.
Игорь требовал вспоможения от князей черниговских: они торговались, хотели многих городов; наконец, удовлетворенные во всем, готовились идти к брату. Их медленность и коварная измена знаменитейших чиновников погубили его.
После битвы ненавистного Игоря, слабого ногами, схватили в болоте, где увяз его конь; и заключили в темницу Иоанновской обители, в Переяславле.
Изнуренный печалью и болезнью, он изъявил желание отказаться от света, когда великий князь готовился идти на его брата. «Давно, и в самом счастии, я хотел посвятить Богу душу мою, — говорил Игорь, — ныне, в темнице и при дверях гроба, могу ли желать иного?» Изяслав ответствовал ему: «Ты свободен, но выпускаю тебя единственно ради болезни твоей». Его отнесли в келью: он 8 дней лежал как мертвый; но, постриженный святителем Евфимием, совершенно выздоровел, и в киевской обители Св. Феодора принял схиму, которая не спасла его от гнева судьбы.
А в это время Георгий (Юрий Долгорукий, сын Владимира Мономаха), неприятель Ростислава Рязанского, осыпал ласками и дарами его племянника, Владимира, как друга и товарища Святославова.
Сие угощение достопамятно, оно происходило в Москве. К сожалению, летописцы современные не упоминают о любопытном для нас ее начале, ибо не могли предвидеть, что городок бедный и едва известный в отдаленной земле Суздальской будет со временем главою обширнейшей монархии в свете.
Изяслав собирался выступить против Долгорукого. Велел собираться войску, чтобы идти на Святослава и Георгия. «Пойдем с радостью и с детьми на Ольговича, — говорили ему киевляне, — но Георгий твой дядя. Государь! Дерзнем ли поднять руку на сына Мономахова?»
Ситуация осложнилась тем, что князья черниговские союзники Изяслава, предложили ему освободить Игоря.
«Да возвратит свободу Игорю, и мы будем искренними друзьями!»
Киевляне посчитали это вероломством. И как пишет Карамзин: сия весть имела в Киеве следствие ужасное. Владимир Мстиславович собрал граждан на вече к Св. Софии. Все были готовы идти войной на Чернигов. Но, к несчастию, сыскался один человек, который народное усердие омрачил мыслию злодейства. «Мы рады идти, — говорил он, — но вспомните, что было некогда при Изяславе Ярославовиче. Пользуясь народным волнением, злые люди освободили Всеслава и возвели на престол: деды наши за то пострадали. Враг князя и народа, Игорь, не в темнице сидит, а живет спокойно в монастыре Св. Феодора: умертвим его, и тогда пойдем наказать черниговских!» Сия мысль имела действие вдохновения. Тысячи голосов повторили: «Да умрет Игорь!» Напрасно князь Владимир, устрашенный таким намерением, говорил народу: «Брат мой не хочет убийства. Игорь останется за стражею; а мы пойдем к своему государю». Митрополит, Лазарь и Владимиров тысячский, Рагуйло, запрещали, удерживали, молили: народ не слушал и толпами устремился к монастырю. Владимир сел на коня, хотел предупредить неистовых, но встретил всех уже в монастырских вратах: схватив Игоря в церкви, в самый час Божественной Литургии, они вели его с шумом и свирепым воплем. «Брат любезный! Куда ведут меня?» — спросил Игорь. Владимир старался освободить несчастного, закрыл собственною одеждою, привел в дом к своей матери и запер ворота, презирая ярость мятежников, которые толкали его, били, — сорвали с боярина Владимирова, Михаила, крест и златые цепи. Но жертва была обречена: злодеи вломились в дом, безжалостно убили Игоря и влекли нагого по улицам до самой торговой площади; стали вокруг и смотрели как невинные. Присланные от Владимира тысячские в глубокой горести сказали гражданам: «Воля народная исполнилась: Игорь убит! Погребем же тело его». Народ ответствовал: «Убийцы не мы, а Давидовичи и сын Всеволодов. Бог и Святая София защитили нашего князя!» Труп Игорев отнесли в церковь; на другой день облачили в ризу схимника и предали земле в монастыре Св. Симеона. Игумен Феодоровской обители, Анания, совершая печальный обряд, воскликнул к зрителям: «Горе живущим ныне! Горе веку суетному и сердцам жестоким!» В то самое время загремел гром: народ изумился и слезами раскаяния хотел обезоружить гневное Небо.
Великий князь, сведав о сем злодействе, огорчился в душе своей и говорил боярам, проливая слезы: «Теперь назовут меня убийцею Игоря! Бог мне свидетель, что я не имел в том ни малейшего участия, ни делом, ни словом: он рассудит нас в другой жизни. Киевляне поступили неистово». Но, боясь строгостью утратить любовь народную, Изяслав оставил виновных без наказания; возвратился в столицу и ждал рати смоленской.
Николай Карамзин вплотную подошел к истине: рассказ о сельце боярина Кучки идет сразу же за рассказом о событиях в Киеве. Но Карамзин не усмотрел метафизической связи между двумя событиями. Дополним описание, сделанное историком.
Прежде всего, это места Ипатьевского списка «Повести временных лет».
На фоне кровавых и длительных междоусобиц свержение и убийство князя Игоря представляется эпизодом второстепенным и будничным. Но составитель или переписчики летописного текста уделяют ему много места, видимо, интуитивно осознавая его судьбоносность для общерусской истории. Ему посвящен почти весь 1147 год: листы 117-129 или с 317-355 по изданию 1908 (репринт 1962) годов.
Существенные разъяснения, а кое в чем и разночтения вносит В.Н. Татищев.
«Игорь II, Сын Олега Черниговского по смерти братней посажен коварно на престол 1146-го (года), но Изяслав II изгнан и пострижен (в монахи) в Киеве (и) от народа убит, владел токмо 12 дней...» (см. «История Российская», т.1, М, 1962, с. 375). Как полагают, В. Н. Татищев имел в своем распоряжении неизвестные или утерянные источники. Следовательно, сообщения В. Н. Татищева имеют значение источника, может быть даже равнозначного летописи.
Ипатьевский список летописи и Татищев — наши главные источники. Но необходимо принимать во внимание их разночтения. Хотя перепроверить их невозможно.
В одном месте Всеволод назначил в Киев сына Мстислава, в другом — Игоря. По летописи пострижение Игоря — акт его доброй воли, по Татищеву он пострижен Изяславом насильно.
В частности, отметим детали в летописи отсутствующие: Игорь был князем 12 дней. Смог ли он за такое ничтожное время так восстановить против себя толпу? По летописи Игорь не был коварно посажен на престол. На престол в Киеве он был возведен его братом великим князем Всеволодом, когда он почувствовал себя больным. «Всеволод же пришел в Киев, разболелся и послал за братом своим Игорем... Всеволод же, призвав к себе киян и начал молвить: я болен, а это брат мой Игорь. Имеете по ны. Они же отвечали: княже ради ся имеем и поиаша Игоря в Киеве» (Ипат., л.118. По изданию 1908 г.). Более того, как сообщает летопись, Всеволод призвал братьев, в том числе Изяслава присягнуть Игорю: «они же все целовали к нему крест» (там же).
Таким образом, Игорь не был, как сообщает В.Н.Татищев, посажен на престол коварно. И посажен не Изяславом, но Всеволодом, великим князем Всеволодом. Более того, если верить летописи, Изяслав, узнав о гибели Игоря, «прослезився» (л.130, с. 354).
Все эти разночтения и противоречия хорошо показывают, насколько сложной и даже хаотичной становилась обстановка в Киеве на рубеже 1146 и 1147 годов.
Противоречия и хаос усугубила ненависть горожан к тиунам. Тиуны (древнескандинавское «слуги») — управители великокняжеским двором, наместники князя. При слабых князьях практически были всевластны (как олигархи). Игорь за 12 дней не сумел усмирить тиунов. Возможно, этим и воспользовались враги Игоря. Тиуны же сыграли в эти дни едва ли не самую зловещую роль. «Кияне, — сообщает летопись, — складывали вину на тиуна (главным образом на Ратшу)...Ратша, ты погубил Киев» (л.119, с. 321).
Обобщая сведения летописи, Татищева и рассказ Карамзина, приходим к выводу: основу летописного повествования составляют религиозно- назидательные мотивы: хаос и междоусобицы суть происки дьявола: «...пронырливый Диавол не хотя добра меж братьями, хотя приложить зло к зло...» (л. 121 об, с. 326).
Также упоминается знамение, предварившее трагические события.
«Когда великий князь Всеволод придоша в Киев и тогда зависла звезда превелика на западе испускающая лучи» (л.117 об, с. 317).
И описание явного чуда, благословляющего убиенного Игоря, когда его тело покоилось в церкви: «на ночь Бог проявил над ним знамение великое, зажгоша свечи все над ним в церкви» (л.129,с. 354).
«...мститель есть Бог и взищет крови неповинного» (л. 129, об, с. 353). Тем более, летопись это выделяет. Игорь ко времени гибели уже пострижен, «а он уже чернец и схимник» (л. 127, с. 346).
Похоже, злой рок завис над Киевом в 1147 году. Ни в одном междоусобном столкновении толпа не выступала так дерзко. Еще никогда опального князя, ставшего слугой Божиим, не убивали так мучительно и свирепо, не издевались над его уже бездыханным телом. В данном случае ненависть толпы к тиуну была использована заговорщиками против легитимного князя, то есть Богоустановленного.
Не напоминает ли это пренебрежение князем во имя сиюминутных выгод библейский сюжет, когда Исав пренебрег первородством и продал его своему брату Иакову за чечевичную похлебку со словами «что мне в этом первородстве?»
С этого момента, на фоне продолжительных и кровавых междоусобиц, когда тиуны погубили Киев, а кровь невинно убитого Игоря карой (или, если кому понятней, кармой) легла на Киев, начинается угасание великого города. Он остается в сознании как «мать городов русских», но его политическое значение сникает. Он яблоко раздора в среде многочисленных Рюриковичей. Его рушат татаро-монголы. Он переходит к Литве, затем к Польше. И только в 1668 году возвращается в Россию.
Любопытное «совпадение» — в 1147 году в летописях всплывает сельцо боярина Кучки. Позже оно становится известно как Москва, и становится собирателем и защитником русских земель «Третьим Римом». Освобождается от влияния Орды. Помогает нашей Слобожанщине, гостеприимно открывает двери переселенцам с правого берега Днепра. Становится столицей Московии, России, СССР, Российской Федерации. Центром притяжения стран и всего бывшего СССР. И как бы не неиствовали украинские националисты, но вполне возможно, если б не пресловутая рука Москвы, сейчас на территории Украины разговаривали бы на диалекте польского или турецкого языков. И от нашей культуры остались бы лишь музейные экспонаты. Как знать. Есть связи явные, поверхностные. Есть связи глубинные, требующие духовного осмысления.
С 1147 года чаша гнева Божьего переполнилась, и с тех пор благодать переместилась на новое место, получившее название Москва. Здесь продолжилось развитие Руси, начавшееся в Киеве. Но гнев Божий не вечен, нужно знать его причины, каяться, и не повторять ошибок прошлого. Это особенно важно сейчас — ведь выборы не за горами.
Предлагаемая статья является разработкой идеи, подсказанной С. Моисеевым, относительно возможности сопоставления событий в Киеве и в Москве в период март-сентябрь 1147 года.

 Сергей Моисеев

Семен Авербух

Архив газеты "Тайны века", харьков, 2004