Фольклор многих народов хранит сказания об искусственном человеке — големе. Внешне он подобен человеку, но у него нет воли и совести. У него механический ум и он выполняет то, что ему предписывает контролирующий его создатель. Таким изобразил голема австрийский писатель Г. Мейринк (роман «Голем»).
Кратко и обстоятельно его описал С. Радхакришнан: «...йоги могут создавать всякие тела, необходимые для того, чтобы расплатиться со старыми долгами. Каждое из этих тел имеет собственную читту или искусственный ум... создание йогинов контролирует эти различные автоматы. Как только автомат... выполнит свою задачу, йогины устраняют свой контроль над ним и «человек» погибает внезапной смертью... переживания искусственного ума не оставляют после себя следов».
Големы среди нас во все времена, но, надо полагать, на крутых исторических поворотах их больше и они более востребованы. Потребности Шариковых, как правило, ограничены материальной средой и насыщением собственного эго. Это серпы на ниве революции.

Все они вышли на поверхность, когда над Россией пронесся дикий ураган гражданской войны. А вместе с ней белый и красный террор.
С начала 90-х годов прошлого века ужасы красного террора получили недолгую, но шумную огласку в публицистике.
Дора Евлинская, моложе 20 лет, собственноручно расстреляла в Одессе 400 офицеров.
Некто Мага расстрелял в Москве, как он сам хвастал, 11 тысяч человек.
В Полтаве, «Гришка-проститутка» в один день посадил на кол 18 монахов. Сидя на стуле, потешался зрелищем сжигаемых на столбах крестьян.
В Харькове, если верить В. Хлебникову, он проявил себя как отъявленный садист.
Ожесточенность была взаимной.
Вот только несколько примеров, относящихся к Харькову в дни его захвата деникинцами.
В Карповском саду живым закопали комсомольца Ваню Минайленко.
На Московской улице изрубили шашками пленных красноармейцев.
На Армянском переулке пленным вырезали на груди звезды.
Но почему так произошло, почему Бог попустил зло на православную страну, разделив ее, создав такие условия, когда каждый так или иначе выявил себя?
Обьяснений много — в мирных условиях нормальной жизни человеку легко называть себя, скажем, христианином. Это ни к чему особому не обязывает, времена мучеников за веру в далеком прошлом, а сейчас можно и веровать, и в жизни комфортно устроиться, но вдруг налетает революционная буря и все, и особенно пастыри становятся перед неминуемым выбором: что делать? Поклониться безбожникам или пройти мученический путь Учителя? Представители одной катакомбной церкви в России считают, что Советская власть не продержалась бы и нескольких лет, если бы духовенство не признало эту власть. И все же оказалось, что были и мученики за веру, волю которых не сломили пытки солдат революции.
Одним таким солдатом революции был Степан Афанасьевич Саенко (1886-1973).
Саенко встречается с Лениным и Дзержинским, получает у них секретное задание и успешное его выполняет. На партийной и хозяйственной работе проявляет партийную принципиальность, честность. Пользуется любовью. На пенсии выращивает цветы, воспитывает молодежь. И вообще «он живое воплощение революционных традиций».
В 1973 году «группа товарищей» составила некролог. Саенко — борец за установление Советской власти, отдавал работе всю свою кипучую энергию и организаторские способности. Светлая память о нем навсегда останется в сердцах всех, кто знал его и работал вместе с ним. Это вехи его биографии, описанные в советский период.
Но, рано или поздно, все тайное становится явным. Земля повернулась как гончарный круг. И в 1989 году образ Саенко предстает в несколько ином свете: мужественный человек, подлинный боец, железный характер. От сердца шла его ненависть к богатым, врагам революции. Если перед ним враг, пусть все решает маузер. Если для Красной Армии, голодных детей рабочих нужно золото, он проводит обыск в квартирах богачей, не зная жалости. Он убежден: это золото награблено у бедноты, следовательно, его изъятие законно.
Все же, на светлый лик уже набегают легкие облачка. Харьковский профессор Я. Блудов, вскипает гневом: «Это Степан меня посадил». Саенко просыпается в холодном поту, к нему тянутся руки расстрелянных и тех, кто попросту показался ему чем-то виновным.
Впрочем, все это не препятствует ему выращивать цветы и писать стихи...
Шло время. С ускорением поворачивалась земля. В 1994 г. появляется обширная публикация о Саенко, где он не только бандит, близкий к патологическому идиотизму, но еще член некой группы внутри компартии и даже «почти масон».
Более поздние публикации о Саенко обнаружить уже не удалось. До него ли сегодня. И вообще стоит ли помнить столь мрачные страницы родной истории? Но, возможно, именно память является прививкой от зла, и наша память не дает кошмару вновь воплотиться в действительность.
Как оказалось, биография «живого воплощения революционных традиций» изобилует кровавыми эпизодами.
«Излюбленный способ Саенко: он вонзал кинжал на сантиметр в тело допрашиваемого и затем поворачивал его в ране» (С. Мельгунов, с. 123)
«Пьяный или накокоиненый Саенко... начал...рубить и колоть заключенных кинжалом, нанося удары сначала в нижние части тела и постепенно поднимая все выше и выше. Окончив казнь, возвращался весь окровавленный» (там же)
«Обыкновенно всех приговоренных Саенко расстреливал собственноручно... Маленького роста, с блестящими белками (глаз) и подергивающимся лицом маньяка, бегал Саенко по тюрьме с маузером со взведенным курком в дрожащей руке» (там же, с.125)
Саенко кричал: «...Саенко доведет красный террор до конца, всех расстреляет» (там же, с. 126)
«Саенко в камере заколол кинжалом одного заключенного...при всех застрелил первого попавшегося...с мутным взглядом воспаленных глаз, он, очевидно, все время был под действием кокаина и морфия».
«Специальность харьковского ЧК, где действовал Саенко, было, например, скальпирование и снимание перчатки с кистей рук».
У Велемира Хлебникова находим загадочный или наоборот вполне понятный пассаж: «Тот город славился именем Саенки. Про него рассказывали, что он говорил, что из всех яблок он любит только глазные...»
Эти сведения можно назвать «пропагандой белогвардейского охвостья». Но можно расценивать как реальность, хотя бы потому что Саенко не спроста просыпался, по его же словам, в холодном поту.
К 1919 году старания ЧК на Украине встревожили даже Ленина. «На Украине,— писал он, — ЧК принесли тьму зла...впустив в себя массу примазавшихся, которых надо выгнать».
Один документ архива позволяет относить к их числу и Саенко.

29 июня 1919 г. в Харьковский комитет коммунистической партии поступила записка — штамп Харьковского губернского военного комиссариата. Некто (подпись неразборчива), ссылаясь на «тов. Гульчука», сообщает, что Саенко «был околодочным надзирателем при царизме, о чем знает вся Павловка и лично может дать показания Андрей Захарович с Косой улицы №9». При гетмане Саенко был назначен комендантом, что сообщено Иваново-Лысогорскому району партии, тем же тов. Гульчуком, агитатором Агитсовета Харьковского Уездвоенкома. Сопроводительных документов к справке нет. Возможно они изъяты, возможно их не было и донос не получил ход. Саенко устоял.
Устоял и в последующие годы.
Ему поставлено «на вид» за незаконные оскорбления. На этом же заседании он получил выговор за «некоммунистический для члена партии поступок».
В 1938 г. в Дзержинский район партии поступило анонимное письмо: Саенко служил у гайдамаков и григорьевцев. Более того. Он «хам из отбросов народа» и связан с врагами народа.
В 1938 году такое обвинение выглядело как приговор. Но на этом же заседании райкома анонимку расценили как провокацию и клевету и Саенко вышел сухим из воды. Дело сдали в архив (там же).
Документальных подтверждений того, что его «пришли брать», но он отбился, бежал из Харькова и скрывался на Донбассе нет.
В последующие годы он жил, работал, продвигался по партийной и служебной лестнице. Далеко не прошел: по партийной линии — член бюро Дзержинского райкома, по служебной — директор завода «Красный октябрь», фабрики «Красная нить», главный арбитр облисполкома...
Награжден орденами, медалями, почетной грамотой ВЧК, именным оружием. Был до конца своих дней персональным пенсионером союзного значения. До недавнего времени его портрет украшал экспозиции в Харьковском историческом музее.
Кто же он, Саенко Степан Афанасьевич?
1886 рождения, социальное происхождение — рабочий, основная профессия — столяр, образование — низшее, партийный стаж с 1917г., революционный стаж с 1917г. в других партиях не был. За политическую деятельность репрессиям не подвергался, был в Красной Армии с 1917 г. по 1924 г. По партлинии привлекался к ответственности за нанесение незаконных задержаний и нанесение оскорбления, за что ему постановлением Губ К.К. было поставлено на вид...
Выходец из рабочего люда, без образования. «Легко поддался»,- как бы мы сейчас сказали магическому действию политической рекламы. Он усвоил минимум из тогдашнего неписаного лексикона прописных истин: «Класс, классовая борьба, пролетариат — гегемон, буржуй — враг, кто не с нами, тот против нас, жизнь - это форма существования белковых тел изящную формулу Маркса «экспроприация экспроприаторов» понял как «грабь награбленное».
Усвоил и в меру сил и умения проводил в жизнь, особенно в дни, когда, говоря словами А.Н. Толстого «злоба и ненависть кровавым туманом застилала глаза».
И все-таки можно ли считать его Големом? Нет. Голему не присущи ночные кошмары. Таящаяся где-то под грузом идеологических конструкций, душа лишь по ночам напоминала о себе, и о предстоящем ответе за содеянное.
Возможно, молодому энергичному борцу за светлое будущее вовремя никто не объяснил, что благими намерениями умащена дорога в ад. Люди, отстаивая некие абстрактные светлые идеалы, пропитываются злобой и ненавистью ко всему, что по их мнению препятствует воплощению высокого замысла. Сами не понимают того, что главным препятствием является ожесточение — ловушка, в которую попадается человек.
Ожесточение -- это первый шаг, а далее человек забывает, что преследуемая цель зачастую как таковая объективно не существует и относится к миру идей, а средства, которые мы выбираем, оставляют следы в материальном мире.
Возникает искушение пойти по легкому пути, пользуясь на все сто данными жизнью возможностями, и если это террор, то второй шаг оставляет кровавые следы и ловушка захлопывается.
Невинные фантазии утопистов построить рай на земле не увенчались успехом. Многие склонны оправдывать идеологов и списывать неудачу на излишне ревностных слуг революции типа Саенко, но дело в том, что рай нельзя уподоблять некой системе социального устройства или набору внешних комфортных условий — это состояние духа, путь к которому узок и тернист.

Семен Авербух
Сергей Моисеев

2003 г