Печать
Просмотров: 615

b40a5e7-611.jpgВы пребыли со Мною в напастях Моих, и Я завещеваю вам, как завещал Мне Отец Мой, Царство, да ядите и пиете за трапезою Моею в Царстве Моем, и сядете на престолах судить двенадцать колен Израилевых.
Евангелие от Луки
СТРАШНЫЙ СУД
В середине 1966 года на заседании коллегии Госкино СССР состоялся показ только что смонтированного фильма Андрея Тарковского «Страсти по Андрею». Картину просмотрели на одном дыхании, несмотря на то, что она шла три часа пятнадцать минут. Чуть меньше времени ушло на ее обсуждение. Фильм произвел огромное впечатление. Многие из выступавших говорили о нем как о выдающемся произведении искусства. «Все они очень-очень хвалили картину, — вспоминал Тарковский, и это было весьма неожиданно для меня, потому что я еще сам не понимал, что получилось. И это меня очень поддержало. Я был очень благодарен коллегам, и для меня было много неожиданностей в тех комплиментах, которые они мне расточали. И эта коллегия как-то очень-очень хорошо на меня подействовала». Сразу после этого картина была названа «антиисторической» и положена «на полку».


Ну, конечно, не совсем сразу... Сначала прямо на заседании коллегии фильм решено было отправить на Каннский фестиваль. «Коробки с пленкой уже ждали своего рейса в Шереметьево, — рассказывал Андрей Арсеньевич, — когда в приемную секретаря ЦК КПСС Демичева прозвонился один известный советский режиссер и сказал: «Что же вы, товарищи, делаете? Вы посылаете на западный фестиваль картину антирусскую, антипатриотическую и антиисторическую, да и вообще организованную «вокруг Рублева» в каком-то западном духе конструирования рассказа о личности». До сих пор не понимаю, что эти упреки означают. Но именно их потом на все лады склоняли гонители фильма, начиная с Демичева».
«Страсти по Андрею» вернули из Шереметьева. (Вместо них поехал «Ленин в Польше» Юткевича.) Современники говорили, что в ЦК позвонил тот кинодеятель, чей фильм был осмеян на одном престижном европейском фестивале, как раз в тот момент, когда «Иваново детство» получило там высшую награду.
«Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую». Евангелие от Матфея.
Вот уже почти две тысячи лет пророчество Христа, слова произнесенные Им в Великий Вторник на Елеонской горе, заставляют человека думать о неминуемом конце света и том, в какую сторону от Бога он пойдет — направо вслед за овцами, или вслед за козлами налево, в рай или в ад. Этот вопрос всегда звучит современно.
В первом же эпизоде, касающемся мировоззрения Рублева, в «Страстях по Андрею», Тарковский использует совершенно необычный прием. Он почти буквально экранизирует картину Питера Брейгеля Старшего «Несение Креста». Все, кто хоть немного был знаком с творчеством этого великого фламандца, жившего во времена страшного разгула испанской инквизиции, прекрасно поняли, что хочет сказать режиссер — его лента не историческая, она вечная — это картина о нас. К тому же в пятнадцатом веке Христа на Руси не «гнали», Его распинали в двадцатом.
«Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое; и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь; претерпевший же до конца спасется». Евангелие от Матфея.
Партийная машина закрутилась, как положено, медленно набирая обороты. Сначала Тарковскому просто указывали на «отдельные недостатки» и «неточности». Андрей Арсеньевич внимательно выслушивал замечания ответственных лиц, что-то отстаивал, с чем-то соглашался... и переделывал, переделывал, переделывал, до тех пор, пока руководство не обнаружило, что режиссер просто улучшает свою работу, изменяя только то, что ему самому кажется необходимым.
К концу года появилась новая, сокращенная, версия ленты под новым «менее религиозным» названием «Андрей Рублев», но аппаратный механизм было уже не остановить. Начались публикации. Один кинокритик договорился до того, что назвал фильм Тарковского «неправославным», поскольку его главный герой явно страдает индивидуализмом. По тем временам это звучало более, чем оригинально. «Вечерняя Москва», всхлипывая, сообщала читателям о том, что на съемках «Рублева» режиссер покалечил лошадь и сжег живьем корову. Хотя на самом деле, пылающая корова, как и всякий каскадер, была тщательно укрыта асбестом, а лошадь взяли с живодерни уже больной.
«Вся эта кампания со злобными и беспринципными выпадами, — писал Тарковский председателю Госкино Романову, — воспринимается мной не более и не менее как травля. И только травля, начавшаяся, причем, еще со времен выхода моей первой полнометражной картины «Иваново детство», к которой Вы, Алексей Владимирович, с редким постоянством при каждом удобном случае приклеиваете ярлык «пацифизм»».
В таком же духе он написал письмо генеральному директору «Мосфильма» Сурину. «Сейчас я остался в одиночестве, ибо струсили и продали свою точку зрения все, кто ранее рукоплескал фильму. И Вы, Владимир Николаевич, в том числе. Вы-то, будучи опытным руководителем, не рукоплескали, правда... И теперь Вы толкаете меня на свидание с начальством в ЦК одного (!). Как будто сценарий не был утвержден, как будто фильм не был принят и не присуждена ему 1-я категория... Вы говорите, что существуют и отрицательные мнения начальства о «Рублеве». Ну и что же? В свое время Толстой ругал Шекспира и Вагнера. Но ни тот не другой не стал от этого бездарнее, чем хотелось Льву Николаевичу. Можно жить и так, чтобы выклянчить себе право на работу. Я так жить не могу, не хочу и не буду. Пополам жить нельзя. Примите уверения в совершенном уважении. Андрей Тарковский».
Диалог в поле (когда Рублёв говорит Чёрному, что не хочет пугать людей) тоже своего рода анахронизм. Преподобного Андрея никто и не собирался заставлять «распугивать народ». Хотя бы потому, что Евангелие в те времена еще читали, особенно монахи.
«Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне... истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне». Евангелие от Матфея.
Точно так же Господь скажет тем, кто по левую сторону: «Идите от меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный дьяволу, потому что вы всего этого не сделали». Тарковский, крещеный при рождении, но не знавший толком Православия, теперь открывал для себя Библейские истины вместе со своим «Рублевым». В конце работы над фильмом Андрей Арсеньевич был уже глубоко верующим христианином.
И перемонтировал он картину так, чтобы было понятно: во все, даже в самые тяжелые времена, при всех режимах и правительствах, человек должен быть милосердным, должен хоть немного любить не себя одного, а ближнего, должен быть Человеком. Именно по этому признаку одни после Страшного суда пойдут «в муку вечную, а другие — в жизнь вечную».
«Мы не знаем что такое любовь, мы с чудовищным пренебрежением относимся сами к себе. Мы неправильно понимаем, что такое любить самого себя, даже стесняемся этого. Потому что думаем, что любить себя, значит быть эгоистом. Это ошибка. Потому что любовь — это жертва», — говорил Андрей Тарковский.
Совершенно лишенный средств к существованию, Тарковский уезжает подработать в Кишинев, где в этот момент снимается фильм «Сергей Лазо». Андрей Арсеньевич дописывает там финал и сам же в нем снимается в роли полковника Бочкарева, стреляющего в красноармейцев. «Да вы понимаете, в кого стреляет Тарковский?!, — кричал на просмотре Романов. — Он в коммунистов стреляет! Он в нас стреляет!»1-9875654543456.jpg
И тем не менее, в этой трагикомедии были и другие действующие лица. Художнику, порой тайно, помогали и сотрудники «Совэкспортфильма», и Госкино, и даже ЦК. Если бы не личное участие последних, фильм был бы запрещен еще на стадии сценария. Вообще, все члены съемочной группы, все, кто имел хоть какое-нибудь отношение к фильму вспоминали о создании «Рублева» как о самом чудесном времени в своей жизни. За него болели.
Заявка на картину появилась еще в 1961 году. Через год был готов сценарий. Никто не верил, что его пустят в производство. Но, стараниями все тех же сочувствующих товарищей со Старой площади литературная основа будущей картины была опубликована в «Искусстве кино». В Свердловске его прочитал немолодой, уже за тридцать лет, актер Анатолий Солоницын. Он был просто потрясен и решил немедленно ехать в столицу, знакомиться с режиссером, если повезет, участвовать в пробах на любую, пусть даже самую маленькую роль. В своем театре он играл не главные роли, поэтому его отпустили. О причинах поездки он, конечно, не говорил. Он прошел пробы, вернулся. Фильм запускали в работу долго. Из Москвы не было никаких известий. Он продолжал ходить в свой театр...
Тарковскому долго не разрешали брать на главную роль актера из провинции. Тогда он взял фотографии с проб и поехал к историкам, специалистам по древнерусскому искусству. Он просил их выбрать актера, похожего, по их мнению, на древнерусского живописца. Естественно, никаких портретов Андрея Рублева не было, да и быть не могло. Но все ученые показывали на фотографию Солоницына.
— Понимаешь, Толя, интересно то искусство, которое касается тайны. Того, что не передается словами. И в нашем фильме мы будем идти в ту же сторону. Понимаешь?
Это казалось сказкой. Подготовка к съемкам началась в апреле 1964-го, а в ноябре 1965-го они уже были завершены. И это при бюджете в один миллион рублей. «Мосфильм» для сравнения параллельно производил «Войну и мир» Бондарчука за 240 миллионов. Батальные сцены в «Рублеве» выглядят, конечно, менее шикарно, но производят гораздо более сильное впечатление — дело не в том, что мир несовершенен и греховен, несовершенен и греховен сам человек. Важно это понимать и жить так, чтобы в эпилоге мог зазвучать колокол.
В разоренном храме Феофан произносит фразу из первой главы книги пророка Исаии. Тарковский взял ее, чтобы произнести главную фразу картины: «Надо научиться любить. И приступать к этой учебе никогда не поздно. В этом смысл жизни».
«Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак будь ревностен и покайся. Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною. Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его. Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам» (Апокалипсис).
Когда «Рублева» вернули из Шереметьева, организаторы во Франции решили, что церемониться с «Совэкспортфильмом» больше не стоит. В Москву пошли письма из Парижа. Директор Каннского фестиваля Фавр Лебре и министр культуры, известный писатель Андре Мальро просили прислать на конкурс фильм Тарковского. Наши, разумеется, отвечали, что фильм «еще не совсем готов». Однако, словно не замечая этих ответов, мсье Монро регулярно напоминал о своей скромной просьбе, сопровождаемой ссылками на соответствующие публикации в западной прессе. Наконец, Романов не выдержал и предложил Демичеву продать фильм какой-нибудь французской фирме.
В начале апреля 1969-го года Романов приехал в Париж. В советском посольстве был устроен прием, на который были приглашены Левре и Монро. Когда разговор зашел о грядущем фестивале, министр культуры франции в очередной раз напомнил о Тарковском. — Тарковский? Ах, да-да. А вы знаете, мы ведь продали его фильм о Рублеве французской фирме «ДИС», так что выставить на фестиваль его теперь никак нельзя. — Ну что ж, — немного подумав, ответил Монро, — тогда давайте попросим фирму «ДИС» предоставить «Андрея Рублева» на внеконкурсный показ...
Романов был в ужасе. Побежал звонить в Москву. Москва велела не пускать любой ценой. Но на выплату неустойки в несколько миллионов долларов денег все-таки не нашлось. Началось триумфальное шествие картины по миру. В Канне, после троекратного показа на «бис» фильму Тарковского единодушно присудили престижнейшую премию журналистских симпатий. Вся французская пресса, и левая и правая, называла его шедевром, и не просто шедевром, а фильмом фильмов, чудом киноискусства. Бергман назвал «Андрея Рублева» лучшим фильмом из всех, которые он когда-либо видел. «Вдруг, — писал он, — я обнаружил себя стоящим перед дверью комнаты, ключи от которой — и до сих пор — мне не даны. Это комната, куда я всегда хотел войти и где дышится так свободно и легко. Всю жизнь я стучал в эти двери, и мне очень редко удавалось проникнуть туда, где Тарковский пребывает так естественно». Скрывать ленту от нашего зрителя было уже неприлично. В 1972 году она попала на советский экран.
— Неверно думать, что Апокалипсис несет только концепцию наказания. Может быть главное, что он несет — надежда, — говорил Андрей Тарковский.

 

Андрей Рублев 1 серия (драма, реж. Андрей Тарковский, 1966 г.)

https://www.youtube.com/watch?v=x6kqlveBhVY

 

Андрей Рублев 2 серия (драма, реж. Андрей Тарковский, 1966 г.)


https://www.youtube.com/watch?v=4JpnrdEOAcM


 

Дмитрий Менделеев

Архив газеты "Тайны века", Харьков, 2005