Выражение — слуга народа — произносят, когда хотят подчеркнуть классовую и идейную удаленность человека власть имущего от народа. Потому, что, как правило, эти самые власть имущие люди в большинстве своем даже не подозревают, в чем истинный смысл власти. Пресловутая ницшеанская воля к власти сама по себе является грехом. И человек, рвущийся к ней, не понимает, что лишь усугубляет свою участь.

Власть — это форма послушания, истинные слуги народа ею тяготятся как испытанием, а не радуются, понимая всю меру ответственности за все свои дела перед Богом и людьми.
Были времена, когда это словосочетание было наполнено тем самым первоначальным, высоким смыслом. И были люди, благодаря которым этот смысл появился. Одним из таких русских князей, доказавшим, что его жребий дворянина есть осуществленный долг и несение креста, а не повод для извлечения выгод из своего положения, был князь Дмитрий Пожарский.
По рождению и воспитанию он был типичным представителем служилого класса, в западноевропейском понимании «всадником», рыцарем, но никак не аристократом.
Не случайно поэтому, что не боярство, ослабленное опалами Ивана Грозного и интригами времен Годунова и Лжедмитрия Первого, а именно дворянство увидело в нем своего лидера, за которым пошли на освобождение столицы Государства Российского десятки тысяч людей. Князь Пожарский по родословной своей принадлежал к боковой стародубской ветви Рюриковичей (их родовое гнездо — Стародуб Ряполовский на Клязьме); во времена опричнины княжеский род был фактически пущен по миру, потому что вотчина в Суздальском уезде была конфискована. Но князь Дмитрий к казакам на вольные земли не подался, а поступил на службу, начав ее при дворе с чина стряпчего. Да и ее удалось добиться только по большому «блату»: словечко за юношу, дабы приняли сиротку в государеву свиту, замолвили крупные государственные деятели того времени — думские дьяки братья Андрей и Василий Щелкаловы.
По прошествии времени придворная удача улыбалась Пожарскому все чаще: сначала он стал стольником, а потом получил первое ратное поручение, каковое и выполнил блестяще. Выступив осенью 1608 года против тушинцев и литовских людей, стоявших в селе Высоцком в 30 верстах от Коломны, он со своим отрядом напал на них на утренней заре «и их побил наголову, и языков многих захватил, и многую у них казну и припасы отнял». После этого уже и Шуйский посылал молодого полководца на самые разные задания и не мог на него нахвалиться, очарованный его военной сметливостью и удивительным бескорыстием: «Против врагов стоял крепко и мужественно, многую службу и дородство показал, а на воровскую прелесть и смуту не покусился, стоял в твердости разума своего крепко и непоколебимо».
Так в битвах с мародерами и кочевыми шайками ковался воинский талант будущего освободителя. Именно Пожарскому принадлежит честь подавления смуты в Зарайске, где посадские люди, присягнувшие Лжедмитрию Второму, осадили его с немногочисленной дружиной в кремле. Там проявилась его твердая воля и решимость быть верным присяге до конца, что в те годы повсеместного «шатания» было большой редкостью. С началом первого Земского ополчения Дмитрий Пожарский принимал активное участие в его организации.
Но узок был круг этих борцов за освобождение страны от иноземного ига, а коль скоро они были «страшно далеки от народа», первая волна не могла не захлебнуться. Хотя наш герой успел отличиться и на этом, неудачном в целом, этапе.
Польское правительство направило против Ляпунова, ставшего вождем ополчения, отряд «черкесов» — так называли обычных наемников из числа вечно продающих свои сабли кому ни попадя запорожских казаков, поставив во главе этих солдат удачи свежеиспеченного воеводу Исака Сумбулова. Пожарский же не только умудрился выручить ополченцев из осажденного Пронска, но и гнал Сумбулова с его армией так лихо, что «черкесы» вернулись на Украину, а Сумбулов побежал под польское крылышко в Москву. А там, в несчастной столице, такие люди, как Пожарский, считались изменниками и ворами государства. Некто Орлов, воспользовавшись «дурной славой» князя, бил челом польскому наместнику Гонсевскому с просьбой отдать ему поместья «татя».
К счастью, грамотка, которую прохиндей у оккупационных властей выбил, по тем временам имела только юридическую силу, но никак не практическую — крестьяне на дороге к имению ощетинились против нового хозяина вилами, а полякам было явно не до того, чтобы заниматься еще и вопросами недвижимости своих холуев. Как бы там ни было, вплоть до марта 1611 года имя Пожарского исчезает из хроник. Некоторые историки предполагают, что он мог уйти «в подполье» и, сидя где-то на окраине столичной слободы в конспиративных палатах, готовил восстание против интервентов. Но получилось все, как это нередко водится на Руси, стихийно. Пока основные силы Земского ополчения еще шли к столице, горожане взялись за топоры.
Бунт застал князя в его доме на Сретенке, он едва успел собрать по соседним дворам пушкарей и стрельцов. Однако организовал всё так, что уже через считанные часы пушкари расстреливали с близкого расстояния поляков и немецкую пехоту.
Воины Пожарского не только отбили их атаки, но и прогнали врагов в Китай-город, а сами построили на скорую руку острожек у церкви Введения на Лубянке. Поляки по совету предателей бояр подожгли город, и огонь расчистил им путь. Острожек Пожарского оставался одним из последних центров сопротивления, но к вечеру 20 марта оборона была прорвана. Большинство защитников пали в бою, а самого князя, тяжело раненного в голову, едва успели увести в Троице-Сергиев монастырь...
«За преумножение грехов всех нас, православных христиан, Вседержитель Бог совершил ярость гнева Своего в народе нашем, угасил два великих светила в мире: отнял у нас главу Московского государства и вождя людям государя царя и великого князя всея Руси, отнял и пастыря и учителя словесных овец святейшего патриарха Московского и всея Руси. Да и по городам многие пастыри и учители и митрополиты, архиепископы и епископы, как пресветлые звезды, погасли, и теперь остались мы сиротствующими в поношение, и посмеяние народам» — сокрушался князь Пожарский летом 1612 года в письме митрополиту Казанскому.
Лежа в своих палатах, князь Дмитрий все же руководил оснащением ополчения, сбором средств на оружие, «кому быть с ним у такова велика дела и казну забирати»; именно тогда под его диктовку был написан «приговор», обязывающий горожан Нижнего «во всем быть послушливыми и покорливыми» руководителям ополчения и «ратным людям давать деньги», подписать который Минин чуть позже заставил своих земляков. Позднее, уже «отладив систему» и восстановив здоровье, князь, прежде чем вдеть ногу в стремя боевого коня, все хозяйственные функции передал своему напарнику. Именно его заслугой является то, что все участники ополчения имели не только качественное вооружение, но и постоянно сохраняли хорошую боевую форму. И результаты дали себя знать.
Когда в октябре 1612 года, уже в Москве, после длительной осады Китай-города было решено брать его штурмом, Казанской иконой отслужили молебен.
В ту же ночь греческому архиепископу Арсению, заключенному в Кремле, явился во сне преподобный Сергий Радонежский и сообщил ему, что «предстательством Богоматери Суд Божий об Отечестве преложен на милость и Россия будет спасена». 22 октября 1612 года ополчение вошло в Китай-город, а через пять дней, сидевшие в Кремле поляки, измученные голодом, сдались.
В благодарность за помощь и заступничество князь Дмитрий Пожарский построил в 20-х годах XVII века деревянный собор во имя Казанской иконы Божией Матери. Вскоре он сгорел, и был восстановлен уже из царского кирпича в 1635-1636 гг. Современное здание почти полностью соответствует первоначальному облику собора и теперь радует глаз москвичей и гостей столицы напротив памятника «гражданину Минину и князю Пожарскому благодарная Россия, 1818 год». И еще одна неточность советского прочтения истории Смутного времени, на которую надо обратить внимание во имя памяти князя Пожарского. Писали, что Михаил Романов напрочь забыл сказать герою «спасибо». А ведь ничего подобного! Когда князья Пожарский и Трубецкой, до избрания нового монарха возглавлявшие «временное правительство», сложили перед ним свои полномочия, первый Герой России, бедный дворянин, получил боярство из стольников, что делалось только для представителей самых родовитых фамилий. Помимо этого за князем Дмитрием было закреплено село Ландех, а в придачу он получил еще и богатое село Холуй, знаменитое своими соляными промыслами и мастерством иконописцев, да и другие владения в Суздальском уезде площадью «4350 четвертей», чему мог позавидовать даже тогдашний богач Мстиславский. В дальнейшем царь неоднократно привлекал Пожарского для решения важнейших государственных и военных задач и даже поручил ему расправиться с польским авантюристом Александром Лисовским, который грозил Москве новым нашествием. Как всегда, князь Дмитрий справился с задачей виртуозно.
Слава тебя незаслуженно обходит в умах не современников твоих, а забывчивых потомков, княже... На то лишь надежда, что уже и наше смутное время кануло в лету, и будет восстановлена справедливость, и имя твое вновь зазвучит громко.
Между прочим, в Москве с именем князя Пожарского связан целый район. Это Медведково. Первый владелец этой земли, князь Василий Пожарский, по прозвищу Медведь, жил тут в первой половине 16 века. Родовое имение одновременно было и излюбленным местом царской охоты. Праправнук Медведя, князь Дмитрий, поставил здесь свой боярский двор, две мельницы на речках Яуза и Чермянка, а потом и церковь Покрова Божией Матери в честь освобождения Родины от поляков. Церковь дожила до наших дней и представляет собой один из интереснейших образцов средневековой русской архитектуры.

Михаил Спасский

Архив газеты "Тайны века", Харьков, 2005