Начало XVII века на Руси отмечено смутным временем. После смерти царя Федора Ивановича, не оставившего наследников, род Рюриковичей прекратился. В цари был избран Борис Годунов. Вскоре в Польше объявился самозванец, будто бы чудом спасшийся от смерти царевич Дмитрии. Многие поверили в Лже Дмитрия, тем более что он рассылал повсюду грамоты с обещаниями уменьшить поборы и установить справедливый порядок. Как известно эта схема, когда претендент на власть является ставленником «друзей» из за рубежа сейчас получила широкое распространение.
Популистские лозунги самозванца сделали свое дело и когда он вступил из Польши в Русь, города без сопротивления сдавались его войску, и в Москве его тайно и явно поджидали. Весной 1605 года внезапно скончался Борис Годунов, его наследники были убиты, и уже 1 июня Лжедмитрий вступил в Москву.
Но он и года не продержался на престоле. При нем поляки хозяйничали в Москве, как у себя дома. Недовольные москвичи подняли восстание, самозванца казнили и «выкрикнули» в цари на Красной площади князя Василия Шуйского.

Но второй самозванец не замедлил объявиться, привел войско под Москву и расположился в селе Тушино, принадлежавшем Троицкому монастырю. Тушинский царек, или Тушинский вор, как его прозвали, и решил осадить монастырь. Эту мысль подал ему один из польских воевод Петр Сапега. Происходил он из знатного польского рода, был наделен военными способностями, но с наклонностями в достаточной мере разбойничьими, был увлечен жаждой приключений и наживы, для чего Русь представляла тогда прекрасное поприще.
Самозванца и поляков привлекали, прежде всего, богатства монастыря, которые они из алчности намного преувеличивали. К тому же «тушинцы» не сомневались, что это ключ к Москве. Если бы им удалось захватить величайшую святыню русских, то это был знак того, что Бог отвернулся от России и воцарение Лжедмитрия неизбежно.
Ведь столица уже не имела войска в поле: конные дружины неприятельские, разъезжая в виду стен ее, прикрывали бегство московских изменников, воинов и чиновников, к Самозванцу; многие из них возвращались с уверением, что он не Димитрий, и снова уходили к нему. Разврат был столь ужасен, что родственники и ближние договаривались между собою, кому оставаться вМоскве, кому ехать в Тушино, чтобы пользоваться выгодами той и другой стороны. Вместе обедав и пировав одни спешили к царю в Кремлевские палаты, другие к царику, так именовали второго Лжедимитрия.
Троице-Сергиевская лавра основанная Преподобным Сергием Радонежским в ХIV веке в лесу, среди оврагов и гор, в царствование Ивана Грозного была ограждена каменными стенами с башнями, острогом и глубоким рвом.

Когда враг подступил к Москве монахи сверх ряс надев доспехи, выходили вместе с воинами на дороги, чтобы истреблять его разъезды, ловить вестников и лазутчиков, прикрывать обозы царские; действовали и в станах вражеских, письменными увещаниями, трогая совесть еще незакоснелых изменников и представляя им спасительное убежище лавру.
Говорили сподвижники Лжедимитрию: «Города многолюдные и целые области уже твои, Шуйский бежал от тебя с войском, а чернецы ведут дерзкую войну с тобою! Рассыплем их прах и жилище!»
Полякам казалось, что монастырь очень легкая добыча.
Духовное значение обители было огромно для России, и падение ее вызвало бы глубочайшее уныние и скорбь в народе. К тому же сам монастырь был настоящей сокровищницей, хранившей бесценную золотую и серебряную церковную утварь, иконы шитье. И монастырская казна, и житницы были полны. Лавра была достаточно богата, чтобы давать в долг большие суммы на государственные нужды. Поэтому Василий Шуйский очень встревожился узнав о намерениях поляков, и поспешил послать в монастырь отряд под начальством двух воевод — Алексея Голохвастова и князя Григория Долгорукого. Защищать лавру пришли и крестьяне из окрестных сел, и даже многие иноки взялись за оружие. Но эти силы не могли сравниться с многочисленным войском поляков. Сапега позвал на помощь Лисовского такого же авантюриста как и он сам.
Они не придали значения тому факту, что монастырь основан духовным воином, носителем чудодейственной искры, которому однажды уже удалось возродить нравственные силы народа.
Как пишет историк Карамзин: «И в этот раз произошло неожиданное: на фоне общего падения духа была проявлена доблесть защитников лавры, и в ней видится причина государственного спасения: казня Россию, Всевышний не хотел ее гибели и для того еще оставил ей таких граждан с простыми, низкими званиями, и высокими душами!»

ОСАДА ЛАВРЫ
23 сентября Сапега, а с ним и Лисовский; князь Константин Вишневецкий, Тишкевичи и многие другие знатные паны, предводительствуя тридцати тысячным войском, Козаков и российских изменников, стали в виду монастыря на Клементьевском поле.
Воеводы лавры, князь Григорий Долгорукий и Алексей Голохвастов, желая узнать неприятеля и показать ему свое мужество, сделали вылазку и возвратились с малым уроном.
Между тем лавра наполнилась множеством людей, которые искали в ней убежища, не могли вместиться в кельях и не имели крова: больные, дети, родильницы лежали на дожде в холодную осень. Легко было предвидеть дальнейшие, гибельные следствия тесноты, но добрые иноки говорили: «Святой Сергий не отвергает злосчастных» — и всех принимали.
Подготовку к осаде архимандрит Иоасаф и воеводы начали с того, что всех защитников привели к крестному целованию у раки преподобного Сергия.

Все люди в духе любви и братства, ободряли друг друга и готовились пить чашу смертную за отечество. С этого времени пение не умолкало в церквях лавры, ни днем, ни ночью.
29 сентября Сапега и Лисовский писали к воеводам: «Покоритесь Димитрию, истинному царю вашему и нашему, который не только сильнее, но и милостивее лжецаря Шуйского, имея, чем жаловать верных, ибо владеет уже едва не всем государством, стеснив своего злодея в Москве осажденной. Если мирно сдадитесь, то будете наместниками Троицкого града и владетелями многих сел богатых; в случае бесполезного упорства падут ваши головы». Архимандрит и воеводы читали сии грамоты всенародно; а монахи и воины сказали: «Упование наше есть Святая Троица, стена и щит — Богоматерь, Святые Сергий и Никон — сподвижники: не страшимся!»

ЗНАК СВЫШЕ
Мужчин, способных держать в руках оружие и участвовать в обороне, набралось в монастыре до двух тысяч четырехсот человек.
Осада началась накануне дня памяти преподобного Сергия. И с этого времени святой старец чудесным образом неоднократно являлся архимандриту и другим братиям, чтобы предупредить об опасности и поддержать упавший дух осажденных.
После праздничной всенощной один из священников, Пимен, молился в своей келье. Вдруг оконце озарилось ярким светом. В первую минуту Пимен подумал, что поляки подожгли обитель. Он вышел на крыльцо и увидел над главою Троицкой церкви огненный столп, уходивший высоко в поднебесье. Пораженный видением, Пимен позвал других братьев и мирян. У всех на глазах огонь свился в облако и вошел в окно Троицкого храма. Долго потом в обители обсуждали, что могло означать это огненное знамение?
Через несколько дней поляки предприняли первый большой штурм монастыря со всех четырех сторон. Сапега с Лисовским не сомневались, что длительной осады не потребуется, и «лукошко», как они презрительно называли крепость, рассыплется после нескольких ударов. Сапега готовился к первому решительному делу не молитвою, не покаянием, а пиром для всего войска.
Предпринятая поляками атака на стены монастыря была благополучно отбита. Нападавшие отхлынули с большими потерями и решили перейти к правильной осаде. Окружили обитель рвами и окопами, расставили шестьдесят три пушки и начали обстрелы осажденных. Вражеская артиллерия засыпала монастырь тяжелыми ядрами. Сыпались кирпичи, отверстия в стенах немедленно заделывались; ядра каленые летели мимо монастырских зданий в пруды, или гасли на пустырях и в ямах, к удивлению осажденных, которые, видя в том чудесную к ним милость Божью, укреплялись духом и в ожидании приступа все исповедались, чтобы с чистой совестью заглянуть в глаза смерти; многие постриглись, желая умереть в сане монашеском. Иноки, деля с воинами опасности и труды, ежедневно обходили стены с святыми иконами.

УЧАСТИЕ СЕРГИЯ
Не довольствуясь обстрелом, поляки со своими наемниками неоднократно штурмовали крепость. И всякий раз Сергий в видениях предупреждал об очередном приступе. 23 октября преподобный явился в «тонком сне» пономарю Иринарху и велел сказать воеводам, что завтра поляки готовят сильный штурм Пивного двора. Утром осаждающие действительно бросились на приступ, но были с большими потерями отбиты.
В другой раз видели, как святой старец ходил по крепостной стене и кропил ее. Именно в этом месте на другой день поляки снова попытались взять монастырь штурмом. Но осажденные поняли предупреждение Сергия и усилили оборону этой части стены.
Потеряв надежду взять лавру приступом, поляки стали тайно готовить подкоп. Осажденные долго не могли проведать, в каком именно месте, а потому ежеминутно готовились к неприятным неожиданностям. А малодушные уже причащались и со стенаниями ждали смерти.
В этих обстоятельствах не изменилась ревность добрых старцев: первые на молитве, на страже и в битвах, они словом и делом воспламеняли защитников, представляя им малодушие грехом, неробкую смерть долгом христианским и гибель временную Вечным спасением.
Именно в это тяжелое время явился Сергий архимандриту Иоасафу, чтобы через него ободрить отчаявшихся.
— Братия! — призвал старец. — Бдите и молитесь, да не внидите в напасть!
И уже на другой день была совершена удачная вылазка, и осажденные узнали от «языка», где идет подкоп. Тяжело раненный пленник козак Дедиловский, умирая христианином, указал воеводам место подкопа.
Два смелых и самоотверженных крестьянина из села Клементьева, Никон и Слота, пожертвовали своими жизнями. Пока их товарищи, выйдя из монастыря и неожиданно напав на поляков, отгоняли их от подкопа, они вошли в устье, зажгли порох со смолою и взорвали подкоп. Слота и Никон или сгорели в яме, или были завалены землей. Многодневные труды осаждавших погибли, и обитель в который раз была спасена.
«Св. Сергий, — говорит летописец, — охрабрил и невежд; без лат и шлемов, без навыка и знания ратного, они шли на воинов опытных, доспешных, и побеждали». Так житель села Молокова, именем Суета, ростом великан, силою и душою богатырь, всех затмил чудесною доблестью; стал истинным воеводою, увлекал других за собою в жестокую свалку; на обе стороны сек головы бердышем и двигался вперед по трупам.
Коварство неприятеля, возвышало доблесть подвижников лавры. Славнейшие воины погибали: их место заступили новые, неизвестные, бесчиновные, слуги, земледельцы. Так Анания Селевин, раб смиренный, заслужил имя Сергиева витязя делами храбрости необыкновенной: российские изменники и поляки знали его коня и тяжелую руку; видели издали и не смели видеть вблизи, по сказанию летописца: дерзнул один Лисовский, и раненый пал на землю. Так стрелец Нехорошев и селянин Никифор Шилов были всегда путеводителями и героями вылазок; оба, единоборствуя с тем же Лисовским, обагрились его кровию: один убил под ним коня, другой рассек ему бедро.
В эти тяжелые времена Сергий являлся не только архимандриту и пономарю. Его видели многие братия и миряне. Один казак-перебежчик, из тех, что примкнули к осаждавшим, рассказал, как поляки и их наемники вдруг заметили на монастырской стене двух старцев светозарного вида. Один из них кадил лавру, другой кропил ее святой водой.
Старцы начали укорять казаков за то, что они вместе с иноземцами пришли разорять дом Святой Троицы, а многим полякам предрекли скорую и страшную смерть. Поляки пробовали стрелять в пророков, но пули и стрелы отскакивали и ранили самих стрелявших.
На следующий день несколько казацких отрядов устыдились воевать святую обитель и бежали от Сапеги в свою отчизну. Дав обет больше никогда не воевать заодно с иноверцами. Некоторые из казаков перебежали в лавру. Они узнали в старцах преподобного Сергия и его ученика Никона.
В конце ноября из-за наступивших зимних холодов поляки прекратили штурмы и артиллерийские обстрелы обители и удалились в свои таборы, но осады не сняли.

ТЯГЧАЙШЕЕ ИСПЫТАНИЕ
«Когда, — говорит летописец лавры, — бедствие и гибель ежедневно нам угрожали, мы думали только о душе; когда гроза начинала слабеть, мы обратились к телесному». Осажденные уже не боялись приступов и только добровольно сражались, тревожа неприятеля вылазками: начинали и прекращали битву, когда хотели.
Но вскоре явился враг и внутренний: от тесноты, плохой пищи и воды в монастыре возникла цинга и свирепствовала всю зиму и весну до мая следующего года.
Больные пухли и гнили; живые смердели как трупы; задыхались от зловония и в кельях и в церквях. Умирало в день от двадцати до пятидесяти человек; не успевали копать могил; клали вместе по тридцать и сорок тел. С утра до вечера отпевали усопших и хоронили; ночью стон и вой не умолкали: кто умирал, кто плакал над умирающим. Предвидя смерть от страшного недуга многие, искали ее на стенах, от пули неприятельской.
К весне мужчин, способных держать оружие, осталось не более двухсот человек. Не меньше погибло и мирян, так что население монастыря уменьшилось на девять десятых.
С ужасом ждали оставшиеся в живых защитники лавры возобновления военных действий. Усталые и отчаявшиеся сидельцы возложили все свое упование на Сергия, упование не посрамило их.
Только в конце мая поляки приступили к стенам монастыря с лестницами, щитами, турами и прочим штурмовым снаряжением. Защитников осталось так мало, что к обороне пришлось привлечь женщин и стариков.
Когда поляки под звон труб бросились на стены, придвигая щиты на колесах, тарасы и лестницы, на них посыпались камни, сера и известь, полилась смола.
Всю ночь продолжался ожесточенный приступ. Всю ночь архимандрит Иоасаф со старцами молились в Троицком храме о помощи. Утром нападавшие, оставив у стен сотни убитых, с позором отступили. Осмелевшие сидельцы вышли за ворота и преследовали врага, взяв в плен 30 панов и чиновных изменников. Брошенные в панике лестницы и щиты тоже не забыли подобрать и употребили на дрова.
После этого было предпринято еще два, столь же неудачных, штурма и возобновлена длительная осада. Если раньше осажденные иногда посылали гонца в Москву или получали известия оттуда, то теперь они оказались отрезанными от всего мира.
Эта изоляция и полная неизвестность были тяжелы для измученных защитников; Они ждали помощи из Москвы, но помощь все не приходила. Малодушные стали поговаривать, не лучше ли сдать монастырь сейчас и выторговать себе жизнь, чем спустя некоторое время умереть от цинги или быть порубленными? В то тяжелое время преподобный вновь явился пономарю Иринарху и сказал ему: — Зачем скорбите о том, что невозможно послать гонцов в Москву? Сегодня ночью я отправил гонцами троих моих учеников — Михея, Варфоломея и Наума.
Рассказ Иринарха о видении очень поддержал упавший дух братии и мирян. Стали расспрашивать стражу, не видел ли кто ночью трех всадников, выезжающих из монастыря? Стражники подтвердили, что три старца действительно выехали из обители в сторону Москвы. И поляки их заметили и пытались догнать. Всем показалось, что кони под гонцами были очень уж плохи, но неслись они как крылатые, так что поляки скоро отстали.

РУКА МОСКВЫ
Москва в то время тоже переживала тяжелые времена, но все равно посылала на подмогу осажденным небольшие отряды ратников. Когда племянник Василия Шуйского Михаил подошел со своим войском к Александровской слободе, он тут же отправил на защиту монастыря шестьсот воинов и триста человек служащих под началом воеводы Жеребцова. Защитники и не чаяли о такой подмоге. Теперь они могли чувствовать себя спокойно и уверенно под защитой отряда, втрое превышающего их собственные силы. Но вскоре отношение к долгожданным избавителям изменилось. Авраамий Палицын с большой насмешкой описывает лихого воеводу Жеребцова и его воинов.
С первых дней воевода стал командовать в обители, как в своей вотчине. Он отобрал ключи у келаря и сам распоряжался всеми припасами. А сидельцев разбранил за их простоту, за то, что совсем не знают правил военного искусства. И вылазки из крепости делают как придется, без всякого плана.
Вскоре воевода решил на деле показать простакам, как нужно воевать и правильно совершать вылазки. Закончилось это самым печальным образом, так что сидельцы со своей простотою вынуждены были выручать Жеребцова с его умельцами ратниками, когда поляки стали их побивать. Так военные премудрости, которые Жеребцов позаимствовал у шведов, союзников Шуйского, оказались совершенно посрамленными перед русской простотою, подкрепляемой упованием на Бога и на преподобного Сергия. Наступила вторая зима осады. Обитель продолжала ждать войско Михаила Шуйского. 4 января Шуйский прислал вместо войска отряд в пятьсот человек» возглавляемый воеводой Григорием Валуевым. Но силы были слишком неравны, чтобы прогнать поляков.

ОСВОБОЖДЕИЕ
Избавление пришло неожиданно, когда осажденные снова начали терять надежду. 12 января поляки узнали, что Михаил Шуйский идет к монастырю со всей своей армией. Эта весть так напугала Сапегу, что он снялся мгновенно со всем своим войском и побежал к Дмитрову.
Шестнадцать месяцев Троице-Сергеева лавра малыми силами оборонялась от врага и устояла! Никто из осажденных не сомневался — только чудо и заступничество преподобного Сергия спасло ее от разорения.
Очень скоро исполнились и пророчества Сергия о скором возмездии полякам. Два года спустя погиб в Москве Сапега, а Лисовский в день памяти преподобного внезапно разбился насмерть, упав с лошади.

ОПЛОТ СПАСЕНИЯ
Но на этом не прекратились бедствия и смуты, посланные в те тяжкие времена на Русь. Враги рассеялись по всей стране, многие города были захвачены или осаждены, лилась кровь. И главное — люди не знали, кому же верить, за кем идти?
Троице-Сергиева лавра продолжала самоотверженно служить отечеству. Когда в осажденной «тушинцами» Москве сильно подорожал хлеб и бедный люд начал голодать, келарь Троицкого монастыря Авраамий Палицын выпустил на рынок по низкой цене сотни четвертей ржи и заставил торговцев сбить цены. Как будто чья-то щедрая рука пополняла житницы обители во все время осады и позднее, когда сюда шли сотни голодных из разоренных городов и сел. Следуя заветам преподобного Сергия, в лавре всегда кормили нищих и обездоленных. Но вот чужеземцы захватили Москву, бояре признали польского царевича Владислава русским царем.
Это грозило Руси новыми бедами: и потерей национальной независимости, попранием веры, традиций и устоев.
И снова помощь пришла из Троице-Сергиевой. лавры. Архимандрит Дионисий и келарь Авраамий. Палицын спешно диктовали писцам увещевательные грамоты и рассылали по всем русским городам — в Нижний Новгород, Ярославль, Владимир, Суздаль, Вологду, Кострому. Как когда-то Дмитрий Донской и Сергий Радонежский собирали русские земли на борьбу с ордой, так и нынче Троицкая лавра призывала объединиться для защиты отечества и веры.
Но как отмечает Карамзин: «Кто мог узнать Россию, где, в течение веков, видели мы столько подвигов, столько твердости в бедствиях, столько чувств благородных? Казалось, что россияне уже не имели отечества, ни души, ни Веры; что государство, зараженное нравственною язвою, в страшных судорогах кончалось!»
А свидетель тогдашних ужасов Аврамий Палицын повествует: «Россию терзали свои более, нежели иноплеменные: путеводителями, наставниками и хранителями ляхов были наши изменники, первые и последние в кровавых сечах: ляхи с оружием в руках только смотрели и смеялись безумному междоусобию. В лесах, в болотах непроходимых россияне указывали или готовили им путь и числом превосходным берегли их в опасностях, умирая за тех, которые обходились с ними как с рабами. Вся добыча принадлежала ляхам.
Видя неслыханную взаимную злобу, ляхи содрогались и говорили: что же будет нам от россиян, когда они и друг друга губят с такою лютостию? Сердца окаменели, умы омрачились; не имели ни сострадания, ни предвидения: вблизи свирепствовало злодейство, а мы думали: оно минует нас! Или искали в нем личных для себя выгод. В общем кружении голов все хотели быть выше своего звания: рабы господами, чернь дворянством, дворяне вельможами. Не только простые простых, но и знатные знатных, и разумные разумных обольщали изменою, в домах и в самых битвах; говорили: мы блаженствуем; идите к нам от скорби к утехам... Гибли отечество и церковь: храмы истинного Бога разорялись, подобно капищам Владимирова времени: скот и псы жили в алтарях.
Люди уступили свои жилища зверям: медведи и волки, оставив леса, витали в пустых городах и весях; вороны плотоядные сидели станицами на телах человеческих; малые птицы гнездились в черепах. Могилы как торы везде возвышались. Граждане и земледельцы жили в дебрях, в лесах и в пещерах неведомых, или в болотах, только ночью выходя из них осушиться. И леса не спасали: люди, уже покинув звероловство, ходили туда с чуткими псами на ловлю людей; матери, укрываясь в густоте древесной, страшились вопля своих младенцев, зажимали им рот и душили их до смерти. Не светом луны, а пожарами озарялись ночи: ибо грабители жгли, чего не могли взять с собою, домы и все, да будет Россия пустынею необитаемою!»
Границы России были отверсты, сообщения прерваны, воины рассеяны, города и селения в пепле или в бунте, сердца в ужасе или в ожесточении, правительство в бессилии, царь в осаде и среди изменников...

ПРИЗВАНИЕ МИНИНА
Но когда Сигизмунд, шел к за легкою добычею властолюбия, в то время бедствия России, достигнув крайности, уже являли признаки оборота и возможности спасения, рождая надежду, что Бог не оставляет государства, где немногие граждане еще любят отечество и добродетель.
Посадский староста Козьма Минин позднее рассказал архимандриту Троицкого монастыря, почему он взялся за такое трудно дело — поднимать народное ополчение. Как-то во сне явился ему преподобный Сергий и велел собирать казну, ратников и вести их на Москву освобождать город от чужеземцев.
Козьма долго размышлял об этом чудесном видении, но решил, что собирать войско — не его дело. Ведь он всего лишь скромный староста, человек простой. А повести за собой людей могут только знаменитые полководцы и князья. Спустя некоторое время Сергий снова явился ему и повторил приказание. Но Козьма Минин все еще пребывал в нерешительности. Тогда святой старец явился ему в третий раз и сказал:
— Не говорил ли я тебе, чтобы ты собирал ратных людей и шел освобождать землю русскую от врагов?! Не бойся того, что старшие не станут тебя слушать, младшие охотно пойдут за тобой, и благое дело будет иметь добрый конец.
После этого Козьма уже не мог сомневаться, что это не просто сны, а чудесные пророческие видения.
Он так испугался, что даже захворал. И вместе с болезнью ушла из него нерешительность и неверие в свои силы и предназначение.
Выздоровев, Козьма Минин горячо принялся за дело: пожертвовал все свое имущество на снаряжение и убеждал земляков поскорее собрать войско и двинуться на врагов. И многие с радостью пошли за ним и выбрали его земским старостой. Ополчение выполнило свою миссию и освободило Москву.
Весной 1613 года первый русский царь из рода Романовых Михаил приехал в Троицкую лавру поклониться гробу преподобного Сергия и получить его благословение на царское служение. Он знал, что усмирение смуты на Руси было предопределено заступничеством радонежского чудотворца.

Павел Юрьев