«Два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти» Филофе?й Псковский (ок. 1465—1542)
В ноябре 2019 г. в мировом Православии произошли взаимосвязанные тектонические сдвиги. Глава архиепископии западноевропейских приходов русской традиции Иоанн (Реннето) получил от патриарха Кирилла грамоту о воссоединении с РПЦ и сан митрополита. В 2007 году в Москве состоялось воссоединение РПЦ и РПЦЗ, а оставшиеся раны залечены сейчас. Вместе с Иоанном к Русской церкви присоединилось 60 приходов и около 90 клириков.

В результате событий 1917 года и установления в России советской власти возникло три юрисдикции: Московский патриархат, РПЦЗ и архиепископия западноевропейских приходов. И вот теперь произошло «уврачевания» разделений Русской церкви, порожденных революцией 1917 года.
Но в тоже время, усугубляется раскол мирового Православия.
Предстоятели Элладской и Александрийской православных церквей объявили о признании независимой от Московского патриархата Православной церкви Украины (созданной при Порошенко).
Московский патриархат прекратил молитвенное общение с Константинопольской и Элладской церквями.
Но что делать? Стенать и посыпать голову пеплом от того, что в церковные дела вмешалась большая политика. От того, что США задались целью изолировать Россию и Русскую Православную Церковь.
Подобный сюжет не нов, в XV-м веке подобные события привели Россию к осознанию своей роли – хранительницы и защитницы истинной веры, к миссии Третьего Рима!
Обратимся к повествованию из книги историка Николая Борисова «Иван III»,
ко временам когда Русь была поделена между Ордой и Литвой.
«Важнейшей сферой политической борьбы издавна являлась борьба вокруг митрополичьей кафедры. На избрание того или иного кандидата часто оказывали влияние Литва и Орда. Константинопольский патриарх принимал окончательное решение лишь после тщательного учета всех «плюсов» и «минусов» каждого из кандидатов.
После кончины митрополита Фотия 2 июля 1431 года москвичи, по некоторым сведениям, безуспешно пытались провести на кафедру своего кандидата — рязанского епископа Иону. Главой Православной Церкви в Литве стал Герасим — ставленник великого князя Литовского Свидригайло, занимавший прежде смоленскую епископскую кафедру.
Карьера литовского митрополита Герасима была недолгой. Заподозрив митрополита Герасима в какой-то «измене», Свидригайло в июне 1435 года приказал сжечь его на костре.
Главой всей Русской Церкви в Константинополе был назначен грек Исидор — ревностный сторонник соединения православной и католической церкви. Ценой церковной унии греки надеялись получить военную помощь от католических государей. Обстановка требовала срочных и чрезвычайных мер: турки-османы стояли уже у самых ворот Константинополя.
А между тем молодой великий князь Василий II, как никто другой, нуждался в мудрых советах старца-митрополита. Его собственные решения часто отмечены были печатью поспешности и недальновидности.
При Василии I митрополиты-византийцы Киприан и Фотий не раз помогали Москве улаживать конфликты с Литвой. Только в условиях мира им удавалось «сидеть на двух стульях»: управлять всеми православными епархиями Восточной Европы, включая и те, которые находились в Литве и Польше.
И все же процесс политической консолидации в Восточной Европе неизбежно влек за собой обострение конфронтации между Москвой, Вильно и Краковом, а стало быть, и распад некогда единой Киевской митрополии на три самостоятельных образования — московскую, литовскую и польскую православные митрополии. Политическое единение Литвы и Польши в рамках Кревской унии (1385), позднее — Городельской унии (1413) создавало предпосылки для объединения православных епархий этих стран под властью одного иерарха. Но для московской митрополии в этой системе места явно не находилось.
Разрыв с православными епархиями в Юго-Западной и Западной Руси воспринимался в Москве крайне болезненно. Многие считали такой исход трагедией, предательством своих единоверцев, брошенных на произвол «латинян».
Наследник Донского Василий I не желал иметь те же проблемы и потому приглашал на московскую кафедру митрополитов-византийцев (Киприана и Фотия), которые в силу своей этнической «нейтральности» и политической гибкости более или менее устраивали как Москву, так и Вильно. Вероятно, ту же роль принял бы на себя и присланный из Константинополя митрополит Исидор. Однако патриархия, во-первых, сильно запоздала с назначением Исидора, что заставило москвичей подобрать собственного кандидата на митрополию — рязанского епископа Иону; а во-вторых, — ив этом была суть проблемы — Исидор оказался униатом, «изменником православия». Принять Исидора — значило бы в дополнение к едва утихшей «феодальной войне» получить еще и «религиозную войну».
Митрополит Исидор торжественно въехал в Москву 2 апреля 1437. Спустя всего пять месяцев он отправился в сопровождении большой свиты из духовных лиц на церковный собор в Италию. Вернулся Исидор в Москву только 19 марта 1441 года. Но через несколько дней митрополит-униат по приказу великого князя Василия II был взят под стражу.
Арест митрополита-униата был едва ли не самым смелым решением осторожного Василия II. Отдав этот приказ, великий князь вступал на путь окончательного раскола издревле единой Русской митрополии и разрыва с державным Константинополем. Это был путь великого одиночества, вступив на который, Московская Русь отныне должна была во всем полагаться только на свои собственные силы.
В вопросе об Исидоре Василий II постоянно прислушивался к мнению русских иерархов и даже созвал с этой целью весной 1441 года своего рода поместный собор. Позиция епископов в этом сложном деле также была довольно противоречивой. С одной стороны, каждый из них понимал неизбежность возникновения национальной, автокефальной московской митрополии. Но была и обратная сторона проблемы. Традиционная связь Русской Церкви с Константинополем, высокий статус митрополичьей кафедры помогали русским иерархам сохранять определенную независимость в отношениях со светскими властями. Да и сам великий князь, с одной стороны, желал подчинить себе митрополичью кафедру, а с другой — боялся ослабления авторитета этого общерусского института, огромные возможности которого московские князья давно научились использовать в своих интересах.
Великому князю следовало тщательно учесть все эти сложные, противоречивые настроения. Любой неосторожный шаг мог дать сильные козыри его врагам. Опаснее всего было навлечь на себя обвинения в «вероотступничестве» — самом тяжком из грехов, который стоил трона многим христианским правителям. Но нельзя было и дать основания для обвинений в нарушении церковных правил. В частности, арест и вообще насилие по отношению к епископу категорически воспрещались канонами. Митрополит Исидор, при всем его униатстве, был все же законным образом рукоположенным иерархом Русской Церкви. Содержание его под стражей, а тем более физическая расправа с ним грозили Василию II анафемой со стороны патриарха. Однако и освободить Исидора из-под стражи — значило бы косвенно снять с него обвинения в «ереси».
В конце концов, просидев под стражей с полгода, вместе с двумя учениками, иноком Григорием и Афанасием, низложенный митрополит бежал из Москвы в Тверь. Похоже, что этот «побег» был подстроен московскими властями. Известно, что Василий II не велел преследовать беглеца. В Твери поначалу, кажется, просто не поняли сути дела. Исидор был вновь арестован по приказу князя Бориса Александровича. Теперь уже ему пришлось ломать голову над тем, как поступить с «еретиком». Проведя еще полгода в тверском заточении, Исидор не мечтал более об обращении Руси в унию. И когда тверской князь, следуя примеру Василия II, предоставил ему возможность уйти. Исидор не раздумывая уехал в Литву. Оттуда он перебрался в Рим, где был обласкан папой. Позднее Исидор дважды совершал рискованные путешествия из Рима в Константинополь по вопросу об унии. Умер этот неутомимый борец за соединение церквей в 1463 году. За заслуги перед Римом он был награжден папой саном кардинала и званием легата, а позднее даже удостоен титула «патриарха».
Благополучно избавившись от Исидора и переложив заботу о нем на плечи Бориса Тверского, Василий II поручил общее руководство церковными делами рязанскому епископу Ионе, который не имел еще официального поставления в митрополичий сан ни от патриарха, ни от собора русских епископов. В таком двусмысленном положении он провел семь лет.
В конце 1448 года Василий II созвал наконец съезд епископов, главной темой которого было соборное поставление нареченного митрополита Ионы на кафедру. Оригинальность этого замысла состояла в том, что со времен Крещения Руси глава церкви утверждался константинопольским патриархом. Только после этого он становился полноправным первоиерархом. Избрание митрополита собором русских епископов не противоречило церковным канонам, однако нарушало древнюю традицию и, в сущности, означало разрыв с патриархатом. Флорентийская уния 1439 года и история с митрополитом Исидором сильно уронили авторитет Константинополя в глазах московских «ревнителей православия». Однако иерархи понимали и другое. Утратив связь с константинопольским патриархом, они не только отступали от «заветов мудрой старины», но и оставались один на один с московской великокняжеской властью, тяжелую руку которой дал почувствовать еще Дмитрий Донской. Все это заставляло иерархов весьма осторожно относиться к идее автокефалии (то есть «самоглавия», организационной самостоятельности) Русской Церкви.
В декабре 1448 года в Москве собрались владыки, возглавлявшие крупнейшие епархии, — Ефрем Ростовский, Авраамий Суздальский, Варлаам Коломенский, Питирим Пермский. Ровно год назад они выступили с обличением Дмитрия Шемяки. Теперь им предстояло новое ответственное дело: избрать на митрополию намеченного великим князем на эту роль рязанского владыку Иону. Новгородский архиепископ Евфимий и тверской владыка Илья лично не явились, но прислали грамоты с согласием на избрание Ионы. В воскресенье 15 декабря 1448 года состоялась официальная церемония избрания Ионы первым русским автокефальным митрополитом.
Вероятно, именно с этого времени, с церковного собора в декабре 1448 года, старший сын Василия Темного княжич Иван стал официально именоваться «великим князем» и был провозглашен соправителем своего слепого отца. Для утверждения столь серьезных новшеств было бы вполне уместно обратиться к авторитету церковного собора.
Между тем Москва понемногу поднималась после многих тяжких испытаний последних лет. Оживает каменное строительство — верное свидетельство экономического благополучия.
Заботы Василия Темного обычно носили сезонный характер. Летом он воевал с татарами, а зимой — с Дмитрием Шемякой.
Летом 1453 года в Москве узнали о падении Константинополя и гибели от рук турок последнего византийского императора Константина Палеолога. Эта новость взволновала в основном книжников, занятых выяснением таинственных путей Провидения, и дипломатов, предвидевших перемены в системе международных отношений. Гораздо сильнее москвичей всколыхнула другая новость: 17 июля в Новгороде скончался князь Дмитрий Шемяка. Об этом событии много толковали по всему городу. Но более всего оно взволновало Кремль. Здесь не могли скрыть радости по случаю избавления от неистового Галичанина…
Василий II, при всех его недостатках, имел одно неоспоримое достоинство. Как правитель он олицетворял Порядок. За спиной же мятежного Галичанина вставал темный хаос…
Тот кровавый хаос, в который отбросил Московское княжество галицкий мятеж, заставил людей, как никогда ранее, полюбить Порядок.
Галицкий мятеж был заложен в природе самой системы, которую историки называют «феодальной раздробленностью».
«Господь умудряет слепцов» (Пс.145: 8). В том беспросветном мраке, который окружил Василия II с момента его ослепления, он сумел «духовными очами» узреть много такого, что было сокрыто от зрячих. Он понял, что только новый порядок может спасти его сыновей и внуков от истребления и самоистребления в огне грядущих смут.
В истории России Василий Темный всегда оставался лишь предтечей своего знаменитого сына — «государя всея Руси» Ивана III.
В московском «домостроительстве» всегда важную роль играла Церковь.
Как глава Церкви Иона много сделал для успокоения страны и укрепления трона в последние годы смуты и после ее окончания.
Местное почитание святителя началось в Москве сразу по его кончине. Отмечали, что лицо лежавшего в гробу митрополита было не как у мертвых, «но яко спящу показуюся, за преславное и великое его житие» (17, 273). Почитание Ионы усилилось с 1472 года, когда при постройке нового Успенского собора были обретены его нетленные мощи. В 1547 году решено было чествовать святителя Иону как общерусского святого.»

Подготовил Александр Петрунько

Архив газеты "Русь Триединая", Москва, 2018