История учит, что времена общественных нестроений и смут особенно четко и ясно обнажают состояние народной души. Смута — отсутствие общепризнанных авторитетов и силовых механизмов контроля над общественным сознанием — дает полный простор для выявления истинных и ложных ценностей. Наносное и пришлое спадает, как шелуха, и сквозь хаос и разноголосицу мятущегося, обезумевшего времени проступают черты бессмертной народной души в ее неизменном стремлении к Небу, к покою и счастью религиозно осмысленного, богоугодного жития.

Смута есть искушение, посылаемое соборной душе народа как дар, как мученический венец, дабы предоставить ему возможность явить силу своей веры, верность родным святыням и крепость духа перед лицом соблазнов и искушений, скорбей и недоумений, злобных нападок и разрушительной ненависти. Шестьсот лет после крещения Руси русский народ мужал и креп под сенью Креста Христова, под отеческим, пастырским надзором церковным. Шестьсот лет восходил он «из силы в силу», преодолев родовые распри, княжеские междоусобицы, католическую агрессию на западе и татарское нашествие на востоке, осознав свое великое служение хранителя Истины, приведя в соответствие с ней все стороны народной жизни. И лишь после всего этого, достигнув в меру высокой христианской духовности, сподобилась Русь подвергнуться огненному искушению Смуты начала XVII века.
Историки до сей поры гадают: каковы действительные, глубинные причины этого катаклизма, его главные движущие силы, его влияние на дальнейший ход русской истории. Ни один маломальски последовательный ученый не может избежать этих вопросов, но... Как всегда, наука — точная и компетентная в области фактической, материальной, внешней — оказывается бессильна там, где потребны объяснения, выходящие за рамки формальных, логически-рассудочных построений.
Карамзин и Ключевский, Соловьев и Платонов по-своему подробно, можно даже сказать исчерпывающе исследовали фактическую последовательность событий, их политическую, хозяйственную и сословную подоплеку. И с этой точки зрения картина Смуты вполне ясна. Неясным остается все же главный вопрос — почему вдруг Русское царство, молодое и бурно растущее, народ которого объединен общностью кровной, вероисповедной и государственной, оказалось вдруг вверженным в череду кровавых внутренних потрясений, которые едва не подвели черту под его существованием.
Расхожие утверждения о Смуте как о последствии «тиранического правления Ивана Грозного» — эффектны и броски, но исторически несостоятельны. Династический кризис, чреда неурожайных лет, несовершенство административно-государственного механизма управления страной — все это, конечно, могло иметь место и в совокупности дать повод к волнениям и непорядкам. Но именно повод, а не причину. Ее, как показывает наш исторический опыт, необходимо искать в сфере духовной, ибо именно там — все начала и концы бытия человеческого.
Находит свое объяснение при таком взгляде на события и Смута. Ее религиозной основой, ее духовной первопричиной стал грех гордыни, который, явившись сатанинским искушением самовластья, соблазнил соборную душу Руси. В суете и беспорядках, сопровождавших невиданное ранее, диковинное для Руси дело — смену династии, народ не сумел удержать смиренное сознание промыслительности русской жизни. Вопреки богоустановленному порядку, он восхитил себе Божие право — счел себя источником власти, присвоил право решать, какой быть России далее.
В упоении мятежа люди как бы обезумели, забыв, что источник власти на земле один — Бог Всемогущий, засвидетельствовавший о Себе: «Аз семь Бог-ревнитель. Славы Моея иному не дам». Потому-то и была Русь предана скорбям и искушениям Смуты до тех пор, пока люди не одумались, не раскаялись и не отреклись (на Соборе 1613 года) от притязания на самовластье, подклонившись вновь под «иго и бремя» власти богоданной, воплощенной Помазанником — Православным Русским Царем.
То же самое можно сказать и о второй русской Смуте, последовавшей за катастрофой 1917 года. Народ безропотно (даже, более того — с кощунственным «энтузиазмом») принял отречение Государя-Императора Николая II, присвоив себе право распоряжаться его богоданной властью. Результат — жуткий и кровавый, как то было и триста лет назад — налицо. Таким же станет и финал — ибо до тех пор, пока не будет отвергнут порочный принцип «народовластья», пока мы не возвратим себе понимание божественного происхождения власти — не кончится нынешняя Смута.

КЛЯТВОПРЕСТУПЛЕНИЕ
Народ, еще недавно столь настойчиво звавший Бориса на царство, присягавший ему как богоданному государю, попрал обеты верности, отринул законного наследника престола, попустил его злодейское убийство и воцарил над собой самозванца и вероотступника, душой и телом предавшегося давним врагам России.
В самом деле, ведь нам не кажется странным, например, что невозможно безнаказанно нарушить законы физические, законы бытия материального мира. Никому не придет в голову, скажем, выходить из дома через окно десятого этажа. Закон всемирного тяготения своим естественным действием накажет такого безумца. Но, помимо мира материального, существует и мир духовный, невидимый, законы которого ничуть не менее определенны и категоричны, чем те, что управляют движением материи. Это и неудивительно, ибо Творец и Основоположник законов — и тех, и других — один и тот же, Сказавший: «Аз семь, и несть Бог разве Мене...»
Полностью подтверждает это и наша недавняя история. Разве не повторили мы в начале XX столетия прегрешения наших предков? Разве из пустой суетности и тщеславия, в погоне за миражами материального благополучия, в ослеплении гордыни мы не отвергли богоучрежденный порядок бытия земли Русской? Но от подобных причин подобные же бывают и следствия. Отсюда кровь гражданской войны, ужасы террора и коллективизации, гнет «застоя» и позор нынешней «демократии», жаль только, что и после всего этого мало кто видит настоящие причины русской трагедии. Что тут сделаешь? — «Имеющий уши да слышит...»

ПОКАЯНИЕ
По мере разрастания Смуты появились и первые признаки духовного прозрения, осознания ее причин, раскаяния в совершившемся клятвопреступлении.
Всем стало ясно, что для укрощения Смуты необходимы меры не только административные, государственные, но прежде всего — религиозно-нравственные, духовные. Тогда царь и собор положили принести всенародное покаяние. В связи с этим, «для великого государева и земского дела» патриарх Гермоген пригласил в столицу своего славного предшественника — святителя Иова. «Молим со усердием святительство твое, — писал он архиерею-исповеднику, — и колена преклоняем: сподоби нас видети боголепное лице твое и слышати пресладкий глас твой... да сподобит премилостивый Бог за молитвы святые твои Российское государство жити в мире и в покое и в тишине».
Казалось, к людям вернулось понимание того, как должны решаться вопросы и укрощаться нестроения в Православном Царстве Русском. Казалось, что понимание это готово претвориться в деяния, которые положат конец усобице на Руси. Казалось, что народ прозрел и желает лишь одного — искупить свой грех.
«Иов приехал и (20 февраля 1607 г.) явился в соборном храме Успения, извне окруженном и внутри наполненном несметным количеством людей. Он стоял у патриаршего места в виде простого инока, но возвышаемый в глазах зрителей памятью его знаменитости и страданий за истину, смирением и святостию, отшельник, вызванный почти из гроба примирить Россию с небом. В глубокой тишине общего безмолвия и внимания поднесли Иову бумагу и велели патриаршему архидиакону читать ее на амвоне. В сей бумаге народ (и только один народ, а не царь) молил Иова отпустить ему, именем Божиим, все его грехи перед законом, строптивость, ослепление, вероломство; клялся впредь не нарушать присяги, быть верным государю; требовал прощения живым и мертвым, дабы успокоить души клятвопреступников и в другом мире; винил себя во всех бедствиях, ниспосланных Богом на Россию, но не винился в цареубийствах, приписывая убиение Феодора и Марии одному самозванцу; наконец молил Иова благословить царя, бояр, христолюбивое воинство и всех христиан, да торжествует царь над мятежниками и да насладится Россия счастием тишины.
Иов ответствовал грамотой, заблаговременно, но действительно им сочиненною, писанною известным его слогом, умилительно и красноречиво. Тот же архидиакон читал ее народу. Изобразив в ней величие России, созданное умом и счастием ее монархов, Иов соболезновал о гибельных следствиях Димитриева заклания..., напомнил единодушное избрание Годунова в цари и народное к нему усердие, дивился ослеплению народа, прельщенного бродягою, говорил: «Я давал вам страшную на себя клятву в удостоверение, что он самозванец; вы не хотели мне верить, и сделалось то, чему нет примера ни в священной, ни в светской истории». Описав все измены, бедствия отечества и Церкви, свое изгнание, гнусное цареубийство, если не совершенное, то по крайней мере допущенное народом, воздав хвалу Василию, «царю святому и праведному», за великодушное избавление России от стыда и гибели, Иов продолжал: "Вы знаете, убит ли самозванец; знаете, что не осталось на земле и мерзкого тела его, а злодеи дерзают уверять вас, что он живи есть истинный Димитрий! Велики грехи наши пред Богом, «в сии лета последняя», когда вымыслы нелепые, когда сволочь гнусная, тати, разбойники, беглые холопы могут столь ужасно возмущать отечество!» Наконец, исчислив все клятвопреступления, не исключая и данной Лжедмитрию присяги, Иов именем небесного милосердия, своим и всего духовенства объявил народу разрешение и прощение, в надежде, что он не изменит снова царю законному, и добродетель верности, плодом чистого раскаяния, умилостивит Всевышнего, да победят врагов и возвратят государству мир с тишиною.
Действие было неописанное. Народу казалось, что тяжкие узы клятвы спали с него и что Сам Всевышний устами праведника изрек помилование России. Плакали, радовались, и тем сильнее тронуты были вестию, что Иов, едва успев доехать из Москвы в Старицу, и преставился. Мысль, что он, уже стоя на пороге вечности, беседовал с Москвою, умиляла сердца. Видели в нем мужа святого, который в последние минуты жизни и в последних молениях души своей ревностно занимался судьбою горестного отечества, умер, благословляя его и возвестив ему умилостивление неба».
Сперва показалось, что начали сбываться благие надежды, что чаша гнева Господня источает свои последние скорбные капли. Молодой, отважный полководец Михаил Скопин-Шуйский — доверенное лицо царя Василия и любимец народа — рядом блестящих побед укрепил Московское государство, утопающее в пучине крамол. Но упованиям этим осуществиться было не дано. В расцвете сил, на 23-м году жизни, юный военачальник внезапно скончался, и Смута разбушевалась с новой силой.
17 июля 1610 года в Москве мятежники свели с престола царя Василия. Напрасно патриарх Гермоген с жаром и твердостью защищал законного государя, напрасно изъяснял народу, что нет спасения там, где нет благословения свыше, что измена царю есть богоборчество, что новое клятвопреступление не избавит, но лишь глубже погрузит Россию в пучину безначалия. Забылось в народе недавнее соборное раскаяние, в боярах проснулись всегдашние властные междоусобные счеты — и Москва оказалась во власти произвола и зависти, властолюбия и тщеславия, лицемерия и вражды.
Еще почти три года страданий и мук понадобилось Руси, чтобы вновь вернуться к мысли о том, что лишь покаяние в совершенных беззакониях и всеобщее, соборное избрание нового монарха, благословленное Церковью и принятое всем народом, могут спасти положение. Дважды за это время ходили русские полки освобождать столицу. Первое (рязанское) ополчение под предводительством Прокопия Ляпунова оказалось безуспешным, но на второй раз войско князя Пожарского добилось своего — Москву очистили от поляков. 27 октября 1612 года капитулировал последний польский гарнизон в Кремле.
В числе других знатных пленников тогда был освобожден и отрок Михаил Романов-Юрьев, будущий Самодержец Всероссийский, основатель и первенец новой династии Русских Православных Государей. Опасаясь поляков (да и своих мятежников), он с матерью, инокиней Марфой, тут же покинул Москву, уехав в свою костромскую вотчину.
В столице же тем временем собирался Великий Собор, Совет Всея Земли, который должен был решить, как жить России дальше.
На этот раз духовный разум и здравый смысл взяли верх. Несмотря на первоначальные волнения и несогласия, порешили «Литовского и Шведского короля и их детей и иных немецких вер и некоторых государств иноязычных не Православной веры на Московское государство не избирать», а «быти на всех великих преславных Российских государствах Государем всей Руси Самодержцем, Михаилу Феодоровичу Романову-Юрьеву... служить и прямить ему во всем, против его всяких недругов и изменников стояти крепко и неподвижно, и биться до смерти». 21 февраля 1613 года Михаил Феодорович был торжественно провозглашен Государем и Великим Князем Всея Руси Самодержцем. Благодарственное молебствие о здравии Богом избранного Государя, совершившееся во всех церквах с колокольным звоном, и всенародная присяга заключили это достопамятное событие.
Дело было за малым. Сам новоизбранный царь ничего еще не ведал о своем державном достоинстве, хоронясь в костромской глубинке. Потому для испрошения его согласия было отправлено особое посольство из духовных и светских чинов, с инструкциями и грамотами. Можно долго рассказывать о том, как отказывался от высокого избрания юный государь, как упорно не давала сыну своего материнского благословения старица Марфа. Казалось, уговоры бессмысленны.
Тогда послы и народ прибегли к последнему средству, испытанному уже однажды при избрании на царство Бориса Годунова. Они решили поколебать благочестивые сердца Михаила и Марфы напоминанием о великой ответственности за все могущие последовать для Отечества бедствия. «То ли угодно вам, — вопросили они, — чтобы наши недруги торжествовали, попирали нашу православную веру, чтобы православные христиане были в расхищении и пленении? Все это: и поругание веры, и осквернение церквей, и гибель бесчисленного безгосударного народа, и междоусобные брани, и неповинную кровь взыщет Бог на вас в день Страшного и праведного Своего Суда...»
Такое увещевание возымело силу, и согласие на царство было, наконец, получено. 1 июля 1613 года в Москве состоялось и Таинство Венчания: Россия вновь обрела законного и богоданного Государя.
Особенно ярко понимание религиозного смысла произошедшего проявляется в заключительных словах соборной клятвы, данной народом на Совете Всея Земли. Преступление против государства и государя признается в ней равно преступлением церковным, религиозным, направленным против промысли-тельного устроения земли Русской и достойного самых тяжких духовных кар. «Если же кто не похощет послушати сего соборного уложения, — говорит клятва, — которое Бог благословил, и станет иное говорить, таковой, будь он священного чину, от бояр ли, воинов или простых людей — по священным правилам Святых Апостолов и Седьми Вселенских Соборов... да будет извержен из чину своего и от Церкви Божией отлучен, и лишен приобщения Святых Христовых Тайн, как раскольник Церкви Божией и всего православного христианства мятежник... и да не будет на нем благословения отныне и до века, ибо, нарушив соборное уложение, сам попал под проклятие".
Не под этими ли клятвами ходим мы и до сей поры, люди русские? Ужели водовороты страшной смуты XX века не заставят нас оглянуться на века минувшие, дабы усвоить их уроки? Дай нам Бог силы и разума, веру и жажду истины и праведности, которые не раз помогали уже предкам нашим выходить из самых затруднительных положений!...

Из книги митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского «Самодержавие Духа»

Архив газеты "Русь Триединая", Москва, 2018