В начале XVII Россия погрузилась в пучину безвластия.
Государство преображалось в какую-то бесформенную, мятущуюся федерацию. Но с конца 1611 г., когда изнемогли политические силы, начинают пробуждаться силы религиозные и национальные. Призывные грамоты архимандрита Дионисия и келаря Авраамия, расходившиеся из Троицкого монастыря, подняли нижегородцев под руководством их старосты мясника Кузьмы Минина.
Кроме известных Лжедмитриев появилось более десятка мелких претендентов. Каждый из самозванцев сажал в городах своих воевод. Казачьи атаманы служили всем, кто мог их обеспечить, промышляли грабежом.
В ситуации, когда неизвестно какая власть законна, теряли силу святость присяги и честь рода. Росло количество перебежчиков из одного лагеря в другой.

В дезориентированном обществе становятся заметнее черты упадка. Страну охватил разгул диких страстей: пьянство, грабежи, необузданная жестокость, осквернение святынь.
В 1610 году бояре пригласили на царство польского королевича Владислава.
Но хлебнув иностранных порядков, народное самосознание преодолев смуту осознало, что не может быть иностранца на Московском престоле.
В Москве же хозяйничали поляки, а англичане уже подали своему королю проект оккупации русского севера.
Первое народное ополчение Ляпунова потерпело поражение.
И , как известно, лишь ополчение собранное Козьмой Мининым и князем Дмитрием Пожарским 4 ноября 1612 года очистило Москву от интервентов.
Как отмечалось в Летописном своде: «И очистил Бог Московское государство радением начальников и службой и радением ратных людей, и послали (сообщить об этом) во все города. Во всех же городах была радость великая.
Начальники же и все люди, видя над собой милость Божию, начали думать, как бы им избрать государя на Московское государство праведного, чтобы дан был от Бога, а не от людей. И послали во все города Московского государства, чтобы ехали к Москве на избрание государя власти и бояре и всяких чинов люди.»
И как писал историк Василий Ключевский: «Вожди земского и казацкого ополчения князья Пожарский и Трубецкой разослали по всем городам государства повестки, призывавшие в столицу духовные власти и выборных людей из всех чинов для земского совета и государского избрания. В самом начале 1613 г. стали съезжаться в Москву выборные всей земли.
Мы потом увидим, что это был первый бесспорно всесословный земский собор с участием посадских и даже сельских обывателей. Когда выборные съехались, был назначен трехдневный пост, которым представители Русской земли хотели очиститься от грехов Смуты перед совершением такого важного дела. По окончании поста начались совещания.
Первый вопрос, поставленный на соборе, выбирать ли царя из иноземных королевских домов, решили отрицательно, приговорили: ни польского, ни шведского королевича, ни иных немецких вер и ни из каких неправославных государств на Московское государство не выбирать, как и "Маринкина сына". Этот приговор разрушал замыслы сторонников королевича Владислава. Но выбрать и своего природного русского государя было нелегко.
Памятники, близкие к тому времени, изображают ход этого дела на соборе не светлыми красками. Единомыслия не оказалось. Было большое волнение; каждый хотел по своей мысли делать, каждый говорил за своего; одни предлагали того, другие этого, все разноречили; придумывали, кого бы выбрать, перебирали великие роды, но ни на ком не могли согласиться и так потеряли немало дней.
Многие вельможи и даже невельможи подкупали избирателей, засыпали с подарками и обещаниями.
Собор распался на партии между великородными искателями, из которых более поздние известия называют князей Голицына, Мстиславского, Воротынского, Трубецкого, Михаила Федоровича Романова. Сам, скромный по отечеству и характеру, князь Пожарский тоже, говорили, искал престола и потратил немало денег на происки.
Наиболее серьезный кандидат по способностям и знатности, князь В. В. Голицын, был в польском плену, князь Мстиславский отказывался; из остальных выбирать было некого. Московское государство выходило из страшной Смуты без героев; его выводили из беды добрые, но посредственные люди».

В то время как собор разбивался на партии, не зная, кого выбрать, в него вдруг пошли одно за другим "писания", петиции за Михаила от дворян, больших купцов, от городов Северской земли и даже от казаков; последние и решили дело. Видя слабосилие дворянской рати, казаки буйствовали в освобожденной ими Москве, делали, что хотели, не стесняясь временным правительством Трубецкого, Пожарского и Минина.
Сам по себе и Михаил Романов, 16-летний мальчик, ничем не выдававшийся, мог иметь мало видов на престол, и, однако, на нем сошлись такие враждебные друг другу силы, как дворянство и казачество. Это неожиданное согласие отразилось и на соборе. В самый разгар борьбы партий какой-то дворянин из Галича, откуда производили первого самозванца, подал на соборе письменное мнение, в котором заявлял, что ближе всех по родству к прежним царям стоит Михаил Романов, а потому его и надобно выбрать в цари.
Против Михаила были многие члены собора, хотя он давно считался кандидатом и на него указывал еще патриарх Гермоген, как на желательного преемника царя Василия Шуйского.
Письменное мнение галицкого городового дворянина раздражило многих. Раздались сердитые голоса: кто принес такое писание, откуда? В это время из рядов выборных выделился донской атаман и, подошедши к столу, также положил на него писание. "Какое это писание ты подал, атаман?" - спросил его князь Дмитрий Пожарский. "О природном царе Михаиле Федоровиче", - отвечал атаман. Этот атаман будто бы и решил дело: "прочетше писание атаманское и бысть у всех согласен и единомыслен совет", - как пишет один бытописатель. Михаила провозгласили царем.
Но это было лишь предварительное избрание, только наметившее соборного кандидата. Окончательное решение предоставили непосредственно всей земле. Тайно разослали по городам верных людей выведать мнение народа, кого хотят государем на Московское государство. Народ оказался уже достаточно подготовленным. Посланные возвратились с донесением, что у всех людей, от мала и до велика, та же мысль: быть государем Михаилу Романову, а опричь его никак никого на государство не хотеть.
Это секретно-полицейское дознание, соединенное, может быть, с агитацией, стало для собора своего рода избирательным плебисцитом.
В торжественный день, в неделю православия, первое воскресенье великого поста, 21 февраля 1613 г., были назначены окончательные выборы. Каждый чин подавал особое письменное мнение, и во всех мнениях значилось одно имя - Михаила Федоровича. Тогда несколько духовных лиц вместе с боярином посланы были на Красную площадь, и не успели они с Лобного места спросить собравшийся во множестве народ, кого хотят в царя, как все закричали: "Михаила Федоровича".
Историк Соловьев так же отмечает -- «Все эти избирательные приемы имели успех потому, что нашли опору в отношении общества к фамилии. Михаила вынесла не личная или агитационная, а фамильная популярность. Он принадлежал к боярской фамилии, едва ли не самой любимой тогда в московском обществе.
Романовы - недавно обособившаяся ветвь старинного боярского рода Кошкиных. Давно, еще при великом князе Иване Даниловиче Калите, выехал в Москву из "Прусские земли", как гласит родословная, знатный человек, которого в Москве прозвали Андреем Ивановичем Кобылой. Он стал видным боярином при московском дворе. От пятого сына его, Федора Кошки, и пошел "Кошкин род", как он зовется в наших летописях.
Кошкины блистали при московском дворе в XIV и XV вв. Это была единственная нетитулованная боярская фамилия, которая не потонула в потоке новых титулованных слуг, нахлынувших к московскому двору с половины XV в. Среди князей Шуйских, Воротынских, Мстиславских Кошкины умели удержаться в первом ряду боярства.»
В 1500 году с началом русско-литовской войны 1500—1503 годов, Яков Захарьевич Кошкин был первым воеводой большого полка. Боевые действия начались с взятия Брянска. Затем были Яковом Захарьичем приведены к присяге перешедшие на русскую сторону северские князья Семён Иванович Стародубский и Василий Иванович Шемячич Новгород-Северский. Были завоеваны города: Мценск, Серпейск, Путивль, Дорогобуж. Северские, трубчевские, мосальские и хотетовские удельные князья добровольно перешли в московское подданство. При взятии Путивля был пленен литовский наместник князь Богдан Фёдорович Глинский.
И с этого момента звезда его засияла необычайно ярко.
«В начале XVI в. видное место при дворе занимал боярин Роман Юрьевич Захарьин, шедший от Кошкина внука Захария.
Он и стал родоначальником новой ветви этой фамилии - Романовых.
Сын Романа Никита, родной брат царицы Анастасии, - единственный московский боярин XVI в., оставивший на себе добрую память в народе: его имя запомнила народная былина, изображая его в своих песнях о Грозном благодушным посредником между народом и сердитым царем.
Из шести сыновей Никиты особенно выдавался старший, Федор. Это был очень добрый и ласковый боярин, щеголь и очень любознательный человек.
Популярность Романовых, приобретенная личными их качествами, несомненно, усилилась от гонения, какому подверглись Никитичи при подозрительном Годунове; Вражда с царем Василием и связи с Тушином доставили Романовым покровительство и второго Лжедимитрия и популярность в казацких таборах. Так двусмысленное поведение фамилии в смутные годы подготовило Михаилу двустороннюю поддержку, и в земстве и в казачестве. Но всего больше помогла Михаилу на соборных выборах родственная связь Романовых с прежней династией. В продолжение Смуты русский народ столько раз неудачно выбирал новых царей, и теперь только то избрание казалось ему прочно, которое падало на лицо, хотя как-нибудь связанное с прежним царским домом.
В царе Михаиле видели не соборного избранника, а племянника царя Федора, природного, наследственного царя. Современный хронограф прямо говорит, что Михаила просили на царство "сродственного его ради соуза царских искр". Недаром Авраамий Палицын зовет Михаила "избранным от бога прежде его рождения", а дьяк И. Тимофеев в непрерывной цепи наследственных царей ставил Михаила прямо после Федора Ивановича, игнорируя и Годунова, и Шуйского, и всех самозванцев. И сам царь Михаил в своих грамотах обычно называл Грозного своим дедом. Трудно сказать, насколько помог избранию Михаила ходивший тогда слух, будто царь Федор, умирая, устно завещал престол своему двоюродному брату Федору, отцу Михаила.
Но бояр, руководивших выборами, должно было склонять в пользу Михаила еще одно удобство, к которому они не могли быть равнодушны. Есть известие, будто бы Ф. И. Шереметев писал в Польшу князю Голицыну: "Миша Романов молод, разумом еще не дошел и нам будет поваден".
Хотели выбрать не способнейшего, а удобнейшего. Так явился родоначальник новой династии, положивший конец Смуте.
Лепописец по этому поводу отмечал: «В тот же день была радость великая в Москве, и пришли в соборную апостольскую церковь Пречистой Богородицы, и служили молебны с звоном и со слезами. И была радость великая, как (будто) из тьмы люди вышли на свет. И кто может судьбы Божий испытать: иные подкупали и засылали, желая не в свою степень [встать]. Бог же того не изволил. Он же (Михаил Федорович), благочестивый государь, того и в мыслях не имел и не хотел: был он в то время у себя в вотчине, того и не ведая, да Богу он угоден был. И заочно помазал его Бог елеем святым и нарек его царем.»
Духовно-религиозный подъем и участие всей земли в воссоздании государственности принесли свои плоды. 11 июля в Московском Успенском соборе совершилось Царское венчание Михаила Федоровича.
Михаил Спасский
Р.S
Товарищ обер-прокурора Святейшего Синода князь Николай Жевахов, рассуждая о природе русского Самодержавия, в своих воспоминаниях отмечал: «Русское Самодержавие есть не политическая, а религиозная идея. Потому всякий противящийся царской власти сопротивляется повелению Самого Бога.
Восточные деспоты правили во имя собственного произвола; государи запада – во имя мнимой народной воли; наш Самодержец – во имя Христа как послушный раб Его и исполнитель Его Божественных велений, как руководимый Духом Божиим в силу благодатного Таинства Миропомазания при венчании на Царство.
Вот основа и опора нашего государственного бытия. Забыли мы о значении великого Таинства Помазания на Царство, стали увлекаться примерами впавшего в материализм запада, утратили отечественную самобытность и оказались в бездне...».

Архив газеты "Русь Триединая", Харьков, 2013