8 Сентября 1380 года на Куликовом поле между реками Дон, Непрядва и Красивая Меча сошлись русская рать и ордынское войско хана Мамая. По традиции битва должна была начаться схваткой двух лучших воинов. Русским поединщиком был монах Троицкого монастыря, бывший брянский боярин, воин Александр Пересвет, которого великий Сергий Радонежский перед этим постриг в «великую схиму», высший монашеский чин, благословив на битву и его, и все русское войско.

Со стороны врага вперед выехал любимый батыр хана, непобедимый Челубей, по другим версиям, Темир-Мурза или Таврул. Как бы его ни звали, подобный древнему Голиафу исполин был страшен: «Пяти сажен высота его и трех сажен ширина его». Помимо огромной силы, он отличался особым военным мастерством. Его, воина-профессионала высокой степени посвящения, хан держал специально для подобных случаев. Грозно потрясая оружием, он внушал страх, и никто не осмеливался выйти против него.
Оба поединщика были на конях, с копьями. У Челубея оно было на метр длиннее, и он всегда убивал противника раньше, чем тот успевал не то что достать его, но даже приблизиться. Пересвет это знал. Осознанно став монахом-схимником, он уже «умер для мира сего». Теперь предстояло умереть фактически, и не просто так умереть, но направить вектор предстоящей битвы на победу: «взять с собой в смерть» самого опасного из врагов, чтобы братьям-ратникам было легче справиться с остальными. «Воина тьмы» мог победить не просто ратник, пусть даже очень хороший, но лишь воин, облеченный силой свыше. И Пересвет поступил вопреки логике таких поединков: снял с себя доспехи и остался лишь в одной великой схиме (полотняная монашеская накидка с изображением креста). А чисто технически доспех нужно былс снять для того, чтобы копье врага легко прошло сквозь тело, не успев выбить воина из седла и он смог бы нанести единственный решающий удар. Так и произошло. При первом же столкновении богатыри пронзили друг друга копьями. Челубей умер тут же, смертельно раненный Пересвет остался в седле, доехал до своих и скончался. Упавшая с его плеч схима накрыла труп чужеземца, что было добрым знаком. Русские разгромили непобедимую Мамаеву орду в битве, начавшейся после поединка.
А это было на русско-японской войне в 1905 году. К русским позициям под Джун-джуаном (восточная Маньчжурия) выехал японский парламентер с белым флагом и от имени своего командующего вызвал любого из русских офицеров сразиться на саблях с самураем-поединщиком. Русский штаб был ошеломлен, отказываясь верить, что японцы и в начале XX века придерживаются старого обычая. Но ведь если не принять вызов -- позор! А победа в такой схватке даже в век огнестрельного оружия даст психологическое преимущество в предстоящей битве. Стали искать, кого выставить. Но в штабной шатер сам явился высокий худой поручик. Это был 32-летний серб Александр Саичич из отряда черногорских добровольцев, братьев-славян, помогавших России в войне с японцами. Он мог оседлать коня на полном скаку, пролезть под ним во время скачки, палкой выбивал саблю из рук опытного бойца, а сойдясь на дуэли с итальянцем - учителем фехтования, обезоружил его и заставил спасаться бегством.
Под звуки марша поручик выехал из русских рядов на середину поля. Навстречу ему -- самурай с мечом-катаной. Одетый поверх доспехов в черные меха, он походил на злобного орла. Ободряющий шум войск стих, и противники ринулись друг на друга. Столкновение, звон клинков, оба войска охнули, но бойцы остались в седле. Новая стычка, на скользящий удар катаной, рассекший ему лоб, Саичич ответил молниеносным выпадом. Раздался вопль - и конь самурая поволок по земле труп в черном, застрявший ногами в стременах, оставив его лежать в пыли перед первой японской линией. Саичич доехал до мертвого противника, поклонился и поскакал к своим. Русские полки приветствовали его, вытянувшись по команде «смирно», а затем громом аплодисментов. Адмирал Рожественский крепко обнял победителя, а прибывший вскоре японский адмирал Того поздравил его поклоном. А солдаты назвали Саичича «Муромцем».
В эпоху дальнобойного оружия дуэли «один на один на глазах у всех» ушли в прошлое, но понятие «один в поле воин» воплотили в себе снайперы. В Сталинграде, максимальной точке прорыва гитлеровцев в глубь России, они работали так массировано, как ни в каком ином сражении Второй мировой. Ведущим советским стрелком здесь был Василий Зайцев, бывший уральский охотник. За свои первые 10 дней «работы» он убил 42 немца; получив орден Ленина за 100 врагов, стал олицетворением русского сопротивления и, как следствие -- мишенью для врага. Маршал Чуйков позже писал: «Быстро пополняющаяся группа наших снайперов, уничтожила не одну тысячу гитлеровцев. Об этом писали и в газетах, и в листовках. Это читал и противник, изучая приемы наших снайперов, отрабатывались активные меры борьбы с ними. Скажу откровенно: с популяризацией нашего опыта торопиться не следовало». Ответный удар врага был неизбежен. Для этого из Германии прибыл начальник снайперской школы вермахта.
О начале охоты проговорился один пленный: «Вашему Зайцеву конец». Через несколько дней были убиты два опытных русских снайпера, перехитрить которых мог только еще больший профессионал. То была «визитная карточка», которой ждал Василий. И начался самый знаменитый снайперский поединок в истории. «Гость» был невероятно терпелив и умел. Советские солдаты гибли теперь в совсем уж безопасных местах. Нужно было как можно скорее обезвредить гроссмейстера». Зайцев испробовал приемы, не раз выманивавшие немецких снайперов, но тот не клевал: «Странно, обычно немец на выдержку слаб». Уж как был выдержан тот, что прятался в разбитой ванне на втором этаже, а ведь тоже на третьи сутки сломался, показал свою макушку - и ушел в мир иной. Но не зря говорил Василию в детстве отец: «На дне терпения золото лежит». Он нашел укрытие врага. Сотни раз скользил взглядом по большому листу железа на груде битых кирпичей на нейтралке. Груда как груда, но... Если к ней подвести ход? Очень хорошая позиция. Проверил догадку. Надел на дощечку варежку, поднял ее, почувствовал удар. Осторожно опустил: так и есть, дырка. Прикинул по ней угол стрельбы - немец под листом железа! Ночью с помощником Куликовым оборудовали новые позиции и стали ждать. Утром Куликов выстрелил, якобы «рассекречивая» позицию. Ждали долго, пока солнце после обеда не стало светить немцу в глаза, Зайцев уловил едва заметный блик отраженного луча. Куликов поднял на палке каску, тут же пробитую пулей, громко крикнул и застонал. Немец выглянул из укрытия: уж очень хотелось увидеть в бинокль пораженную цель. Зайцевская пуля вошла ему в лоб и вышла через затылок, пробив каску. Это был действительно снайпер-гроссмейстер. Его оптический прицел - очень точный, большого увеличения - был потом выставлен в Центральном музее Вооруженных сил. С того дня немецкие стрелки словно перегорели, утратили выдержку, веру в себя, в единоборство вступали редко, трусили. На выстрелы наших снайперов вызывали огонь артиллерии и минометов, лупя по полчаса по уже пустому месту. А снайперы, как высшая проба тех, кто «и один в поле воин», были очень результативны. Иван Сидоренко имел на счету 500 немцев, Николай Ильин - 496, а 30 бойцов группы Зайцева лишь за четыре месяца уничтожили 1126 военнослужащих противника. «Один в поле воин» вполне мог быть женщиной: среди советских снайперов их было более тысячи, за время войны им было засчитано более 12000 убитых врагов.
ТАК СЛОЖИЛИСЬ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
Иногда просто так складывались обстоятельства, что приходилось перед лицом многочисленных врагов доказывать, что «и один в поле воин».
Так, раньше на Дону особой славой пользовались «гулебщики» - охотники, ходившие не только на зверя, но не дававшие пощады и врагам. На охоту шли конными и пешими партиями и в пять, и в пятьдесят человек, а иногда и в одиночку (но то уже были «характёрники», умевшие заговорить и свое, и вражеское оружие). Вот история, записанная в 40-х гг. XVIII века со слов очевидца, черкесского князя Каплан-Гирей-Канокова.
«Партия горцев человек до полутораста пришла на Кубань для грабежа в русских пределах. 30 молодых черкесов, среди которых был и сам рассказчик, вздумали поджигитовать и незаметно удалились от своих. Заметив пробиравшегося среди зарослей человека в необычной одежде, с длинной пикой и винтовкой за плечами, джигиты окружили его, потребовали спешиться, бросить оружие и подойти к ним. Казак мрачно взглянул на них, злобно улыбнулся, медленно сполз с коня, снял саблю, винтовку и кинжал, воткнул пику в землю и, накинув поводья на луку, подошел к ним. На вопрос по ногайски, что им нужно, раздался дружный хохот... Неуклюжий охабень, высокая рысья шапка, надетые на очевидно неповоротливого пеглевана (богатыря), его тупой взгляд из-под нависших бровей, грязное загорелое лицо так смешили молодых людей, что они велели казаку взять оружие, сесть на коня и следовать за ними. Увалень не сел, а взвалился на чалого маштака, такого же невзрачного и неуклюжего, как его хозяин и, казалось, едва передвигавшего ноги. Эта пародия на джигита вызвала новый взрыв хохота, и молодежь, потешаясь, заставила пленника джигитовать. Неуклюже согнувшись, размахивая руками и болтая ногами, казак тронулся вперед каким-то куцым скоком на своем вислоухом и понуром коне. Вот он вытащил из чехла длиннейшую винтовку, грянул выстрел, и с ним чуть не свалился с коня олух, едва удержав в руках ружье. Это опять было сделано так топорно, что молодые горцы, помирая со смеху, принудили казака повторить скачку несколько раз, и каждый раз он отличался какой-нибудь особенной уродливостью движений. Но вот пеглеван уже поразмял своего чалку и, ласково потрепав его по верблюжьей шее, сказал: «Ну, маштак, одолжил!» И вдруг он молодцевато оправился в седле, стройно и ловко уперлась нога его в стремя, стан выпрямился, конь навострил уши и гордо поднял свою горбоносую голову. Огонь сверкнул в глазах и коня, и всадника; винтовка быстро и ловко обернулась назад, грянул выстрел, и один из джигитов с простреленным лбом свалился без стона на землю. Черкесы вспыхнули. Одни бросились к убитому, другие за казаком. Но чалка далеко уже унес не прежнего увальня, а лихого наездника, проворно на скаку заряжавшего винтовку. Вот конь приостановился, казак привстал на стременах, ловко обернулся, раздался новый выстрел, и ближайший джигит точно с такой же раной, как и первый, грянулся на землю. Этот меткий выстрел был уже не случайность, а дерзкий вызов на смертный бой.
Чувство злобной мести овладело горцами, и они бросились за пеглеваном. Но тот то исчезал стрелой из виду, то останавливался, подпуская преследователей на несколько шагов, и каждая новая пуля приносила одному из них смерть все от той же раны между глаз, как будто для казака не было другой цели. Так уложил он семерых. Черкесы смутились, и стали следить за ним издалека, пока он не навел их на охотничий табор.
Отыскав своих, они так заманчиво описали старому князю малочисленность казаков, легкость наживы и необходимость мести за смерть товарищей, что он забыв свою опытность, решился напасть на табор, Была лунная ночь. В казачьем таборе тлел небольшой костер, и казалось, что, кроме коней и волов, там нет ни живой души. Спешившиеся горцы смело пошли к повозкам, но из-за возов грянули выстрелы, и 15 хищников покатились в предсмертных судорогах. Страшно гикнув, нападающие бросились к возам, но новый залп отбросил их, опять устлав путь трупами. Поднявшись на окрестные высоты, они повторяли атаку с разных сторон, но везде их встречала их меткая пуля.
Заалел восток. Осеннее солнце озарило окрестность. Старый князь, убедившись в невозможности одолеть казаков, с несколькими аксакалами подъехал к возам с белым флагом и стал вызывать старшого. Поднялся исполинского роста казак с длинной винтовкой в руке. Молодежь, узнав в нем грозного всадника, попятилась и схватилась за оружие. А он, не обращая на них внимания, зычным голосом спросил: «Какого черта хотите от нас?» Старый князь ответил, что желает вступить в переговоры. Дело скоро уладили, и недавние враги расположились невдалеке от табора-крепости, а князь с аксакалами повел приятельскую речь с пеглеваном. Того звали Баклан, и это имя глубоко врезалось в память князя Конокова. На Дону так называли деда знаменитого кавказского генерала Якова Петровича Бакланова. Встреча с донцами расстроила черкесам набег на казачьи хутора. У них было 50 человек убитых и раненых, в то время как у гулебщиков - лишь шесть легкораненых. Через пять недель тяжело груженные битым пушным зверем, кабанами, лосятиной и дичью возы потянулись за Егорлык, границу Войска Донского, а горцы долго не отваживались нападать даже на одиночных казаков-охотников».
А вот случай из Первой мировой войны. Его герой Козьма Крючков, донской казак хутора Нижне-Калмыков станицы Усть-Хоперской так описал тот бой:«Нас было четверо - я и мои товарищи Иван Щегольков, Василий Астахов и Михаил Иванков. Мы наткнулись на немецкий разъезд в 27 человек, в их числе офицер и унтер-офицер. Они сперва испугались, но потом полезли на нас. Мы их встретили стойко и уложили несколько человек, Увертываясь от нападения, нам пришлось разъединиться. Меня окружили 11 человек, и я решил дорого продать свою жизнь. Лошадь у меня подвижная, послушная. Хотел было пустить в ход винтовку, но второпях патрон заскочил, а немец рубанул меня по пальцам, и я ее бросил. Схватил шашку, начал работать. Получил несколько мелких ран. Чувствую, кровь течет, но сознаю, что раны неважные. За каждую рану отвечаю смертельным ударом, от которого немец ложится пластом навеки. Уложив несколько человек, я почувствовал, что шашкой трудно работать, а потому схватил их же пику и ею уложил остальных. В это время мои товарищи справились с другими. На земле лежали 24 трупа, да несколько лошадей носились в испуге. Товарищи мои получили легкие раны, я тоже получил 16 ран, но все пустых, так, уколы в спину, в шею, в руки. Лошадка моя тоже получила 11 ран, однако я на ней проехал потам назад шесть верст. 1 августа прибыл командующий армией, снял с себя георгиевскую ленточку, приколол мне на грудь и поздравил с первым Георгиевским крестом».
Великая Отечественная война: Дмитрию Овчаренко, всего лишь ездовому 3-й пулеметной роты 389-го стрелкового полка 176-й стрелковой дивизии 9-й армии Южного фронта, было присвоено звание Героя Советского Союза, За что? Вот описание боя в представлении к награде, сталь сохранен: «13 июля 1941 года красноармеец Овчаренко вез боеприпасы для 3-й пульроты, находясь от своего подразделения в 4-5 километрах. В этом же районе на него напали и окружили две автомашины в составе 50 германских солдат и 3-х офицеров. Выходя из машины, германский офицер скомандовал красноармейцу Овчаренко поднять руки вверх, выбил из его рук винтовку и начал учинять ему допросы. Красноармеец не растерялся, схватил лежавший в повозке топор и ударом отрубил офицеру голову. Остальных опешивших от такой дерзости немцев забросал гранатами. 21 человек германских солдат были убиты, а остальные в панике бежали. Овчаренко бросился вслед за раненным офицером, поймал его и обезглавил топором. 3-й офицер сумел скрыться. Овчаренко не растерялся, забрал у всех убитых документы, у офицеров карты, планшеты, схему, записи и представил их в штаб полка. Повозку с боеприпасами и продуктами доставил вовремя своей роте».
В своей книге «Готовься к подвигу сегодня» известный разведчик, дважды Герой Советского Союза Виктор Леонов приводит следующий случай. Отделению моряков Северного флота была поставлена задача удержать одну из сопок. Многократно превосходящий враг давил на горстку бойцов, в жестоком бою многие погибли, раненые отошли. Старший сержант Василий Кисляков отправил последнего бойца за помощью и остался один. Собрав все оружие отделения, умело расположил его и, попеременно ведя огонь с разных мест, создал видимость защиты сопки целой группой. Врага это сдерживало, но иногда он прорывался почти до вершины. Тогда Кисляков бросал гранаты, и немцы скатывались вниз, оставляя десятки убитых. Но вот боеприпасы кончились, осталась последняя граната. Выждав, когда атакующие оказались на самом крутом участке склона, Василий встал во весь рост, бросил гранату и с криком «Взвод, в атаку рванулся вперед. Враг панически бежал, а боец, подобрав брошенное им оружие, удерживал сопку до подхода своих.
А вот случай с самим В. Леоновым. В июле 1941 года, только прибыв в отряд он с группой разведчиков высадился на вражеский берег для уничтожения опорного пункта: «Вдруг из-за гранитного выступа выбежали два вражеских офицера и больше десятка солдат и направились прямо ко мне. Я прицелился и выстрелил. Один офицер упал, остальные остановились. Стреляю в другого - осечка. Перезарядил - снова осечка. Офицер выстрелил в меня из пистолета, но промахнулся. Тогда я вскочил с земли и бросился вперед. Больше не стреляя, он побежал, а за ним и все солдаты. Догнать их я не сумел, так как они скрылись в бетонированном укреплении. Я швырнул туда гранату. Потом подбежал Николай Доманов, и мы уничтожили всю группу. За этот свой первый бой я был награжден медалью «За отвагу». Мысль броситься на них появилась не случайно. Я верил в свои силы, верил, что в рукопашной сумею уничтожить любого врага. Потом уже сознательно мы с товарищами вставали и спокойно, решительно шли навстречу атакующему врагу -- и он отступал. Это стало надежным приемом, который мы часто использовали».
«УХОДИТЕ, Я ПРИКРОЮ»
И еще бывает, что один остается, прикрывая остальных. Июль 41-го, Белоруссия, 476-й километр шоссе Варшава-Москва. 4-я танковая дивизия вермахта шла по пятам отступавших частей Красной Армии. Отводя подразделение на восток, командир батареи оставил одно орудие здесь, за мостом через речку Добрысть у деревни Сокольничи. Позицию оборудовали на колхозном поле. Пушку скрыла высокая рожь, отсюда были хорошо видны и шоссе, и мост. Добровольно вызвавшемуся остаться старшему сержанту Николаю Сиротинину сказал: «Подбиваешь первые танки на мосту, замок орудия в вещмешок - и за нами». Утром 17 июля показалась растянувшаяся немецкая колонна. В ней было 59 танков, бронемашины, грузовики с пехотой, мотоциклисты с пулеметами. Разведка доложила, что дорога свободна и даже мост цел. Враг еще не знал, что на его пути стоит со своей пушкой один-единственный солдат. Терпеливо дождавшись, пока головной танк въедет на мост, Николай подбил его, а потом два других, пытавшихся столкнуть первую машину с пути. Возникла горящая баррикада. Одна бронемашина попыталась преодолеть речку, но увязла в топком берегу и получила свой снаряд. Приказ был выполнен, можно было уходить. Но у него было еще 60 снарядов. И он остался.
Вообще-то 76-мм пушку обслуживает расчет из 7 человек. Невысокий 20-летний парень каким-то чудом ухитрялся делать это в одиночку: бросок к ящикам со снарядами -- обратно к орудию -- зарядил - прицелился -- выстрелил. И так много раз. Механизм горизонтального наведения позволял без поворота всего орудия (это одному человеку не под силу) вести стрельбу в очень ограниченном секторе. Николай разнес в клочья все, что попало в этот сектор: 11 танков, 7 бронемашин, 57 солдат противника... «Один в поле воин» задержал вражескую колонну на 3 часа, дав своим возможность отойти, окопаться, приготовиться к обороне. Он погиб, и только потом немцы обнаружили, что разгром учинила не батарея, а один солдат. Фашисты были настолько изумлены мужеством русского солдата, что похоронили Николая Сиротинина с воинскими почестями. Значительно позже, уже после войны, одна газета очень точно написала: «Танки Гудериана уперлись в Колю Сиротинина, как в Брестскую крепость». Пушка -- коллективное оружие, но было множество случаев, когда оставшийся в живых боец доказывал, что «и один в поле воин».
Август 41-го, группа армий «Север» вермахта неудержимо рвется к Ленинграду. Путь врагу заступила танковая рота неполного состава (5 танков КВ) ст. лейтенанта Колобанова. Выйдя под Войсковицы, на внешний обвод Красногвардейского укрепрайона, он расположил по два КВ на фланговых дорогах, став на своем танке № 864 в центре позиции. Вот его экипаж: механик-водитель старшина Николай Никифоров, командир орудия ст. сержант Андрей Усов, стрелок-радист ст. сержант Павел Кисельков, заряжающий рядовой Николай Родников. И враг пошел именно здесь. Колобанов подбил первые три танка, дал колонне сжаться «в гармошку», сжег два замыкающих, после чего началась дуэль на дистанции прямой наводки. Полтора десятка танковых пушек против одной. Немцы выкатили на дорогу три противотанковых орудия, которые успели разбить панорамный перископ и заклинить башню КВ, прежде чем были уничтожены вместе с расчетами. После этого колобановцы расстреляли остаток колонны, всего 22 танка. На корпусе КВ № 864 насчитали 135 попаданий, некоторые болванки так и торчали в броне, не пробив ее. В ходе боя рота уничтожила 43 танка, 19 орудий, 11 бронетранспортеров, тягачей и автомашин противника. Последствия: разгромленная колонна не поддержала прорыв в глубь советской обороны другой танковой группы - та вследствие этого была уничтожена - 1-й полк дивизии Баранова успел получить новые танки и «уперся» - немцы выдохлись и перешли к обороне - за это время Пулковские высоты превратились в тот рубеж, где немцев остановили окончательно. Возможно, именно из-за танка № 864 врагу так и не удался его план: сровнять с землей город на Неве.
То, что во время Великой Отечественной «один в поле воин» прикрывал собой товарищей, понятно и объяснимо. Он был твердо уверен в правоте своего дела: на наш дом напал враг, и останавливать его нужно всеми средствами. Даже ценой собственной жизни.
Но вот прошло время, многое изменилось, воцарились подлые нравы, сердцем правят мерзкие мыслишки, целенаправленно подпитываемые рекламой типа «Бери от жизни все!» Запад внимательно отслеживает перестал ли в России звучать вопрос «Если не ты, то кто же»? Забыты ли слова «Уходите, я прикрою»?
Вот лишь некоторые имена героев, которые ценой своей жизни прикрывали отход товарищей во время боевых действий на Северном Кавказе: рядовой В. Ермаков, капитан В. Адамишин, ст. сержант М. Дангиреев, ст. лейтенант И. Закиров, ст. сержант С. Медведев, прапорщик А. Селезнев, лейтенант А. Соломатин, капитан О. Тибекин, майор В.Ульянов, майор милиции В. Чечвий...
Недавно в России был совершен очередной подвиг – командир батальона майор Сергей Солнечников закрыл своим телом своего солдата от взрыва гранаты РГД-5.
Ну и что из того, что солдаты других стран таким «глупым» самопожертвованием не занимаются? Это их дело.
Между общими идеями любви ко всему человечеству, общим теоретическим патриотизмом и потенциальным героизмом и любовью конкретной, конкретным патриотизмом и героизмом -- не потенциальным, а свершившимся существует большая разница.
Господь ясно высказался о том, каково духовное содержание военной службы.
«Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя». (Ин. 15, 13).

Артем Денисов

Архив газеты "Русь Триединая", Харьков, 2012